А его друг Николай Ховрин получил приказ «не допустить демонстрантов ни к Смольному, ни к Таврическому дворцу». Каких таких демонстрантов? По его словам, утром 5 января 1918 года «пока делегаты Учредительного собрания съезжались в Таврический дворец, на улицы города вышли недовольные Советской властью чиновники, лавочники, адвокаты, гимназисты, переодетые офицеры и юнкера (на самом деле, вопреки его утверждениям, были там и рабочие Обуховского завода и других предприятий. –
Только после того, как Ховрин приказал открыть огонь по демонстрантам на Шпалерной, Ленин с соратниками отправились из Смольного в Таврический дворец.
Все началось со споров, кто будет открывать высокое собрание. Эсеры направили на трибуну своего – старейшего депутата Швецова, большевики – председателя ВЦИК Якова Свердлова. Завязалась потасовка. Швецов вроде открыл заседание, но Свердлов после «легкой рукопашной схватки» с помощью большевиков утвердился на трибуне. По его сигналу большевики запели «Интернационал». После того, как Свердлов тщетно пытался получить одобрение декретам, изданным большевистским правительством до Учредительного собрания, большевики и вступившие с ними в коалицию левые эсеры покинули заседание. Декларацию об уходе большевистской фракции огласил Федор Раскольников. Остальные депутаты, составлявшие большинство, продолжили работу. Освободившиеся места заполнили спустившиеся с балкона матросы.
Большевики сделали все возможное, чтобы унизить Учредительное собрание. До зубов вооруженные матросы (им раздали билеты) заняли в зале заседаний места для публики, откуда заглушали ораторов свистом и пьяными выкриками. Время от времени они клацали затворами и наводили винтовки на центр и на правое крыло зала, где расположились эсеры и меньшевики. Правда, и среди депутатов попадались буйные субъекты. По воспоминаниям эсера Сергея Никонова, депутата Учредительного собрания от Крыма, отряд матросов навел с хоров винтовки на зал, когда там приключилась драка, зачинщиком которой стал бывший политкаторжанин, левый эсер Феофилактов, доставший оружие и наставивший на кого-то из правых эсеров.
Александр Шляпников, возглавлявший большевистскую фракцию, писал несколько лет спустя, что «слушателями шарлатанских речей правых эсеров остались одни матросы, однако и они утомились. Железняков предложил покинуть завоеванный рабочими и крестьянами Таврический дворец и идти домой после столь обильного словоиспускания»[29]
. После чего приказал проветрить помещение – открыли окна, оттуда повеяло январским холодом.«Я отдал приказ разогнать Учредительное Собрание уже после того, как из Таврического уйдут народные комиссары», – вспоминал Дыбенко. – …Вызываю Железняка. Ленин приказывает ему приказа не выполнять и накладывает на мой письменный приказ свою резолюцию: «Тов. Железняку. Учредительное Собрание не разгонять до окончания сегодняшнего заседания». На словах он добавляет: «Завтра, с утра, в Таврический никого не пропускать». Железняк, обращаясь к Владимиру Ильичу, просит надпись «Железняку» заменить «Дыбенко». Владимир Ильич полушутливо отмахивается.
Таким образом, Железняков рвался в бой, у него душа горела разогнать «Учредиловку». Препятствием был лишь приказ Ленина – «всех выпускать, никого не впускать». «Что мне будет, если я не выполню приказа товарища Ленина?» – спросил он у Дыбенко. – «Учредилку разгоните, а завтра разберемся», – услышал он в ответ. По словам Дыбенко, Железняк только того и ждал.
«Эсер» – это Виктор Чернов, известный революционер, ставший министром земледелия Временного правительства. Тот самый, кого кронштадтские матросы арестовали в этом самом здании в июле 1917 года. И вновь он оказался у них на пути.