Как живые. Образы «Площади революции» знакомые и забытые

В упоминавшейся пьесе «Интервенция» есть такой персонаж – «свободный анархист» и предводитель налетчиков Филипп, у которого большевики-подпольщики покупают оружие. У него был прототип, тот же самый, что и у бабелевского Бени Крика – Мишка Япончик. Известно, что подпольный ревком Одессы получил от последнего 80 револьверов, несколько винтовок и 200 гранат. Скорее всего, к этой истории был причастен матрос Железняк. Во всяком случае, историк В.Савченко пишет, что союз ревкома с Япончиком был заключен при посредничестве «анархиста Анатолия Железнякова» и Григория Котовского. Появившись в Одессе в декабре 1918 года, Котовский оказался в подпольной террористической дружине анархиста Зехцера, прославившейся вымогательством денег у фабрикантов и крупными ограблениями. В феврале 1919 года ими был подорван штабной вагон союзных офицеров.

«Однажды Анатолий предложил мне одеться попроще и вместе выйти на улицу», – вспоминает Елена Винда. Он подвел ее к афишной тумбе, вокруг которой стояла толпа, «хитро улыбнулся» и вслух стал читать на столбе объявление, где за его выдачу губернатор Гришин-Алмазов обещал награду в 400 тысяч рублей. Сумма по тем временам огромная. Сам Мишка Япончик летом 1919 года хвастался чекистам, что у него сохранился приказ контрразведки с обещанием за его поимку только сто тысяч.

Большевики и анархисты, в свою очередь, оказывали поддержку в продвижении Мишки Япончика в «короли воров» Одессы, где всего насчитывалось до двадцати тысяч уголовников. В декабре 1918 года в ситуации временного безвластия, перед тем, как Одессу заняли войска французских интервентов, около семисот заключенных было освобождено из городской тюрьмы в результате организованного им штурма. Охрана была растерзана, а начальник тюрьмы – заживо сожжен. Беглецы остановили проходивший по соседней с тюрьмой улице трамвай и раздели всех пассажиров, оставив им, взамен одежды, арестантские робы. Как видим, реальный бандит сильно отличался от бабелевского Бени Крика, отважившегося лишь на поджог полицейского участка, откуда «под шумок разбегались арестованные».

Начавшаяся в том же декабре интервенция продлилась меньше четырех месяцев. Все это время Япончик продолжал контролировать предместья Одессы, прежде всего Молдаванку, где жил Железняков с Еленой Винда – туда полиция не совалась.

Когда в начале апреля 1919 года к Одессе подошли части красных, и началась эвакуация (неотличимая от бегства) военнослужащих Антанты, Япончик поднял восстание на Молдаванке. 6 апреля в город вошли войска атамана и красного командира Никифора Григорьева, объявившего, что это он разбил французов. «Встретили его торжественно, – вспоминает Елена Соколовская. – Был пленум Совета, были речи. Вечером оказалось, что его войско распоряжается в наших пакгаузах, тащит все, что там есть, – шелка, сигары, табак. Нам нельзя было справиться с этим грабежом своими силами, и мы обратились к Григорьеву, а он заявил, что ничего сделать не может, потому что: как же так, его дядьки воевали-воевали, а теперь ничего не получат?»

…Спустя месяц григорьевцы, войдя в Елисаветград, устроят там еврейский погром, а затем – самое масштабное на Украине антибольшевистское восстание, в подавлении которого примет участие Анатолий Железняков.

В тот же день, 6 апреля 1919 года подпольный ревком стал губисполкомом, а возглавил его Иван Клименко, который в начале французского вторжения штурмовал вместе с Мишкой Япончиком одесскую тюрьму. Понятно, что отношение к Япончику со стороны новой власти было вполне лояльным.

«Ну-ка, бывший начугрозыска Матьяш, расскажи нам, сколько скрыл ты с Беней краж?»

(Михаил Голодный)

Да и методы революционной власти не столь уж отличались от уголовных. Секретарь губисполкома, анархо-коммунист Александр Фельдман придумал День мирного восстания. «Фома сообщил, что послезавтра будет чистое светопреставление,… грабеж всех буржуев поголовно», – 28 апреля Иван Бунин узнал от дворника эту новость. Проводился День мирного восстания «специальными рабочими комиссиями с красными мандатами… с целью изъятия у имущих классов излишков продовольствия… денег, драгоценностей и всего прочего, необходимого всему трудовому народу, рабочим и крестьянам в тылу и на фронте… Сапоги отбираются, ботинки остаются только те, которые находятся на ногах владельцев… Деньги оставляются у владельца по расчету не свыше тысячи руб. на каждого члена семьи».

Участвовал ли во всем этом матрос Железняк, не известно. Пишут, он расселял рабочих из бараков и землянок по квартирам разбежавшихся одесских буржуа. Возможно, не только разбежавшихся. Его после прихода Красной армии избрали председателем профсоюза моряков торгового флота, разместившегося во дворце персидского шаха. В соседнем доме ему дали пятикомнатную квартиру, правда, он поселил туда еще двух своих друзей матросов.