«Какаду»

В это мгновение он почувствовал себя так, как будто его вдруг сильно ударили под дых. Когда Гертруда взглянула на него, он был ужасно бледен, все лицо покрывали капельки пота. «Боится, — подумала она без всякого сочувствия. — Наконец я вижу его перепуганным. Он всегда был так уверен в себе, а теперь не может даже скрыть свой страх». Она встала из-за стола, взяла поднос с посудой и пошла на кухню.

Вильям сидел, скорчившись, в кресле, не в силах пошевелиться, несчастный и совершенно выбитый из колеи неожиданным известием. Этого он не предвидел. Ему никогда даже не приходило в голову, что однажды его так безжалостно оторвут от этой удобной и довольно спокойной жизни, какую он вел до сих пор в окружении семьи и друзей. Впервые за эти годы слово «война» дошло до него во всем своем грозном и жестоком смысле, и лишь в эту минуту он осознал целиком исходившую от нее опасность. «Буду защищаться, — подумал он. — Сделаю, что будет в моих силах, чтобы не допустить этого. Буду защищаться».

В городе у него еще достаточно друзей, которые наверняка не откажут в помощи. И от этой мысли ему стало немного легче.

Когда Гертруда вернулась в комнату, Вильям стоял у стола и наливал себе в рюмку вино. Завидев ее, он смущенно улыбнулся.

— Мне очень неприятно, Гертруда, — сказал он неуверенно. — Я сегодня вел себя очень глупо. Надеюсь, ты пне простишь…

— Ты никогда таким не был, — признала она.

— Я не сумею тебе этого объяснить, — сказал он подавленным голосом. — Ума не приложу, что со мною случилось…

— Ты был сегодня ужасен.

— Да.

— Ты был ужасен и смешон, — добавила она с нескрываемым удовлетворением. — Согласись, в твои годы такое не к лицу…

— Мне очень неприятно, — сокрушенно признался он. — Поверь мне. Я на самом деле вел себя недостойно. Мне сейчас стыдно. Особенно как подумаю, сколько несчастий обрушилось на людей этой ночью. Боже мой! Пожалуйста, не пойми меня превратно. Я вот задаюсь вопросом, почему так себя вел, и думаю, оттого так получилось, что меня потрясло увиденное в городе и ужасно беспокоили ты, дети, дом. А когда оказалось, что все в порядке, и я увидел тебя, то почувствовал себя очень счастливым. И захотелось убедиться, что ничего не изменилось, все как прежде, и ни война, ни смерть не в состоянии ничего изменить в нашей жизни. Собственно, я не думал так, только чувствовал, а теперь понимаю, что именно поэтому так получилось…

— Мне это не приходило в голову.

— Я очень сегодня боялся, что никогда уже вас не увижу…

— Да, — сказала она насмешливо. — Потом ты, однако, пришел домой и от большого беспокойства за нас отправился спать.

— Я совсем не собирался спать, — кротко пояснил он. — Только принял холодный душ, а потом прилег на минуту, чтобы спокойно выкурить сигарету. Не понимаю даже, как я заснул…

— Конечно.

— Мне очень неприятно…

— Не будем говорить об этом.

— Но я действительно ужасно беспокоился за вас!

— Ты, наверное, видел город?

— Да.

— Много жертв…

— Ты читала сообщения?

— Нет, — ответила она нетерпеливо. — Знаешь ведь, я не читаю газет.

Вильям придвинул к себе стул и сел. И только теперь заметил, что Гертруда держит в руке какую-то бумажку.

— Что это? — спросил он.

— Это твоя повестка.

Она подала ему листок. Он взял его, нехотя скользнул взглядом и тотчас положил на стол.

— Когда ты ее получила?

— Сегодня утром.

— Просто невероятно, — сказал он в задумчивости. — Мне кажется, что произошло недоразумение.

Гертруда с сомнением покачала головой.

— Не рассчитывай на это. Приготовься к худшему. Ведь ты же знаешь, что наши власти никогда не ошибаются, если отдают распоряжение. Что тебе приготовить в дорогу?

— Не знаю. Я не уверен, что это необходимо.

— Ты все еще надеешься?

— Ну подумай сама, какая от меня польза в армии? Мужчина, мягко говоря, не первой молодости, а кроме того, не очень-то гожусь к действительной службе из-за хромоты…

— Это правда, — признала она. — Но, вероятно, положение очень дрянное, если на фронт берут таких, как ты…

— На фронт? Почему сразу на фронт?

— А ты как думаешь?

— Я совсем не собираюсь идти на фронт.

— Не говори глупостей, Вильям. Никто ведь не будет спрашивать твоего мнения.

— Но я не пойду. У меня нет желания подставлять свою голову за какие-то безумные идеи.

— Правда?

— Мне нет до них никакого дела.

— Раньше ты думал по-другому.

— Это когда?

— Когда они выигрывали, — сказала Гертруда. — Уже забыл?

Вильям молчал. Лишь спустя какое-то время ответил:

— Я не помню, чтобы это меня когда-либо занимало.

— Но я помню твои планы…

— Какие еще планы?

— Открыть большую фирму по экспорту-импорту, — сказала Гертруда. — Это должна была быть фирма-гигант с представительствами в Москве, Париже, Лондоне…

— Ну и что? Нельзя мне было строить планы? Сначала все разворачивалось так молниеносно, что мне не хотелось оказаться неподготовленным. Мы ведь выигрывали, так ведь?

— Да. И я помню, как ты был всем этим взволнован. Почти без ума от счастья.

— Я не помню, чтобы так было, — бросил он со злостью. — А впрочем, это теперь не имеет никакого значения…

— Ты неблагодарен, Вильям.

— Почему?

— Ведь на этой войне ты сколотил состояние.