Тут вспомнил, что слышал. Давно, чуть ли не десять лет назад. От одного парня, Митьки Чечеткина, закройщика. Тот во Фрунзе учился, в профтехучилище, там ходил в горы. На восхождения. Митька показывал фотографии, и надо было видеть, как он ими гордился:
— Вот мы на самой вершине! Вот Маречек. А это еще один инструктор, Шубин… А вот я!
Так Толя Балинский оказался в горах, в ущелье Киргиз-Ата. Инструктор из Фрунзе Боривой Рудольфович Маречек прочел несколько обзорных лекций, вывел на практические занятия. Оказывается, есть такая штука — техника передвижения по травянистым склонам! Есть техника передвижения по осыпям и снегу, по льду и скалам, есть обязательное, как закон, правило трех точек опоры, не соблюдая которое нечего делать в горах.
Потом были восхождения. На две «единички». Это дало всем участникам право на значок «Альпинист СССР первой ступени». Значок был красивый, с двуглавым Эльбрусом и золотым ледорубом, он надежно привинчивался к куртке, но Толя не обольщался, понимал, какой из него альпинист. Пока.
У Маречека на выгоревшей штормовке голубел небольшой значок «Альпинист СССР второй ступени». Это был невысокий, плотный, общительный человек с приятным лицом, с зачесанными назад прямыми светлыми волосами, которые то и дело приходилось поправлять рукой.
Веселый взгляд, неистощимое желание вновь и вновь рассказывать про горы, про альпинизм; эта увлеченность не могла не передать слушателям, не расположить к себе.
Сами горы Толю разочаровали. Он готовился к встрече с грандиозными скалами, с жуткими трещинами и карнизами, с теми бергшрундами и жандармами, о существовании которых узнал еще из книжки Абалакова.
Ничего этого не было, и даже на Сулейманке он испытывал куда больше страху, если, конечно, ввернуть с натоптанных троп.
А тут просто шли. Сначала по арчовым лесам, затем по альпийскому лугу, по моренам, потом по крутой утомительной осыпи с раннего утра и до полудня, пока идти стало некуда. Это и была вершина. На самой макушке, на гривке рыжих скал торчала сложенная из камней пирамидка, откуда-то из-под пирамидки, которая называлась туром, Маречек извлек заржавленную консервную банку, насквозь пробитую то ли молнией, то ли штычком ледоруба. В банке оказалась записка. Маречек прочел ее вслух, спрятал в карман, написал новую, в которой также указал, кто поднялся, когда, по какому маршруту, куда намерены спускаться, про погоду и настроение, а в конце добавил: «Привет последующим восходителям».
Посидели на вершине, поспорили, что там виднеется в мареве Ферганской долины, Ош или не Ош, пошли вниз, подобрав веревки, на которых сидели и которые так и не пришлось ни разу использовать. Едва сошли с вершины, мир словно сузился, а солнце и небо померкли, из откуда-то чуть ли не мгновенно возникшей тучи ударила по лицам злая крупа. Но тут же все пронеслось, и солнце засияло еще ярче, а на скалах заблестели мокрые потеки, заискрились мхи мириадами цветовых капель, и даже крикнуть захотелось, чтобы все содрали с голов надвинутые капюшоны, темные светозащитные очки и посмотрели вокруг.
А многим уже не до красот природы, не до мхов, не до скал причудливых, не до ветвящейся жилки реки и ее притоков, вспыхнувших в предвечернем солнце чистым белым огнем: у кого кровь из носа идет, у кого голова разболелась, а вон та девушка и вовсе расклеилась, и ребятам пришлось взять ее под руки. Да и сами ребята словно полиняли немного, кто зол, кто отмалчивается, кто безразлично выбрасывает вперед ноги, не видя куда, лишь бы скорей вниз, к палатке, чтобы стащить с ног эти обитые железом кандалы и больше их никогда не надевать.
Вот тебе и самая легкая вершина! Вот тебе и «единичка»! Значит, не такая уж она и легкая, «единичка А»! Значит, на «единичке Б» будет немножко посложней и, значит, поинтересней! А на «двойке А»? Говорят, там можно будет уже полазить. А на «двойке Б» может пригодиться и веревка. А на «тройке» без веревки вовсе нельзя, говорят, с «троек» и начинается альпинизм, тот альпинизм, где рубят ступени, бьют крючья, спускаются дюльфером, где если страхуют, то не просто держат в руках веревку, а держат в руках жизнь товарища, а вместе с ней и свою. А еще есть «четверки». Есть «пятерки». Их немного, о них пишут книги, о них слушают затаив дыхание, их названия знают даже те, кто никогда не был в горах.
Ужба. Шхельда. Хан-Тенгри. Пик Коммунизма. Пик Победы. Впрочем, Эльбрус тоже знаменит, а это всего лишь «двойка»! Нужна целая куча побежденных эльбрусов, нужен целый реестр пройденных «троек» и «четверок», чтобы тебе была доверена честь помериться силами с «пятеркой». А у тебя всего лишь одна-единственная «единичка», да и та «А».