Какая она, Победа?

Но Хапис не слышит. За стеклом коричневый подшлемник, внимательное лицо и щегольские усики. «А, ничего, — говорит улыбка Хаписа. — Мы привыкли. В другой раз пешком бы не прошел, где на бульдозере пролез…»

Накануне в Доме техники состоялась долгожданная прессконференция. Ее вели секретарь парткома Мирзали Абдурахманов, начальник стройки Зосим Серый, главный инженер Леонид Толкачев. Был задан вопрос, кто сбросит в проран первые «негабариты». Не было вопросов о другом — кто погрузит их? А ведь ход перекрытия определялся не только на верховом банкете, а скорее всего на шестнадцатой площадке, где под тяжестью скал рвались стальные стропы, где угрожающе кренились подъемные краны, где люди, как бублики на шпагат, нанизывали на трос по три, а то и по четыре железобетонных тетраэдра.

И все понимали: будет порядок на шестнадцатой площадке, будет перекрытие. Поэтому посылали туда самых надежных — верхолазов из бригад Леонида Каренкина, Геннадия Абрамова, Алексея Петрова, старшим на увязке тетраэдров был назначен комиссар участка, партгрупорг Василий Буянов.

Балинский даже рассмеялся, когда узнал о том, что будет грузить «негабариты». Обычная «невезуха»! Именно это и должно было с ним случиться, именно это! Ждать бог знает сколько времени, насквозь процементироваться ради этого дня в обводном тоннеле, пробиться в конце концов в число участников перекрытия, а перекрытия не увидеть! Вечная история! Не везет, и все!

И еще одна история. Когда ехали на створ, у моста через Нарын их остановил наряд милиции, появившийся здесь в связи с небывалым для Кара-Куля наплывом гостей.

— Куда?

— На створ.

— Ваши пригласительные билеты?

— Какие билеты, мы на смену!

— Ничего не знаем. Без пригласительных билетов проезд запрещен.

— Да вы что, смеетесь?..

Ребята от неожиданности пустились было в пространные объяснения, но тут же, осознав комизм ситуации, махнули рукой. За ними и так сейчас примчатся. Закурили, удобно развалились на лавках, всем видом выказывая готовность стоять на месте хоть до конца перекрытия и ждать.

— Ну что ж, мы понимаем. Нельзя, так нельзя! — хмыкнул Балинский.

А мимо торопливо проскакивали машины со счастливыми обладателями пригласительных билетов, ехали гости из Москвы и Фрунзе, из Оша и Таш-Кумыра, из райцентра и окрестных колхозов, ехали корреспонденты газет и журналов, кинохроники и телевидения, ТАСС и радио. Они могут спешить.

Могут занимать места на смотровых площадках, нетерпеливо поглядывая на часы. Может даже прозвучать команда, взлететь сигнальная ракета, а перекрытия все же не будет. Не будет, потому что главные действующие лица до створа еще не добрались. Они сидят в кузове обшарпанной дежурки, постукивают от холода рантами побитых горных ботинок, покуривают, пряча сигарету от ветра в кулак, и тихо улыбаются чему-то своему. Очевидно, тому, что у них не оказалось пригласительных билетов. Так неожиданно довелось еще раз осознать, что значит рабочий человек. Нет без него ничего.

И ничего не будет.

Покуривать пришлось, конечно, недолго. Скрип тормозов сразу нескольких машин, растерянные объяснения ревностных исполнителей «от» и «до», на которых в эту минуту жаль было глядеть, бешеный бег машины по бетонке и вдруг разом нахлынувший азарт горячей, необычной, праздничной работы. Синий чад перегруженных машин, вибрирующий стон тросов, визг железа, резкие отмашки строповщиков, их безмолвно обращенные к шоферам взгляды, дескать, как там дела, на проране, много еще?

Ряды тетраэдров убывают медленно, кивок в сторону тетраэдров.

— Хватит?

— Даже останутся!

— Что Пятерев делать с ними будет? Солить?

— Запас карман не дерет. Для следующего перекрытия останется!

— До следующего. До этого еще дожить надо!

— А куда ты денешься?

— Стой, слушай, что там на створе?

— Обыкновенно. Перекрытие!

Восемь часов пятьдесят минут. Четырехкубовой экскаватор Алексея Фисенко и Федора Климова, выдвинутый на самый край прорезанного бульдозерами русла, властно опустил на перемычку тяжелый ковш.

Несколько таких заходов, и из-за ковша выступила мутная нарынская вода.

Она просачивалась сквозь узкую кромку почти срытой перемычки, и кромка эта с каждым поворотом экскаватора становилась все уже и уже.

Внимание собравшихся переключилось на острие банкета. Девять часов утра. С первым боем кремлевских курантов громкоговоритель прогромыхал из штаба перекрытия слова команды. И едва они, неузнаваемо искаженные эхом, замерли в скалах, из-за поворота торжественно выполз первый Кр АЗ, неся на радиаторе алое знамя. Это была машина комсомольского экипажа Станислава Радюкова и Бориса Амиранова. Перекрытие началось! Ухнули в проран первые «негабариты», рухнули на левый берег долетевшие до него всплески воды.

Девять часов пятнадцать минут. Внизу забегали фотокорреспонденты, оттуда доносится нестройное «ура!». Это очередной удар экскаваторной лопаты пробил наконец-таки в перемычке брешь, и вода, все ширясь, все раздвигая, руша рыхлые берега, пошла сквозь перемычку. Она набирала мощь с каждой минутой, она размывала перемычку, она все более становилась рекой.