Какие они разные… Корней, Николай, Лидия Чуковские

Извини, что не сразу ответил тебе: всё собирался зайти, но так хорошо в Переделкине, что за всё лето почти ни одного вечера не провел в городе. Спасибо за поправки к ахматовской поэме[92] – я перенес их в рукопись. Вот уже два месяца пишу я невероятно детскую пьесу[93] по договору с Комитетом по делам искусств – на закрытый конкурс. Это оказалось занятием весьма увлекательным, и из-за него не поехал я на Черное море, куда собирался. А как ты? Пишешь стихи? Судя по нашим военным успехам, ты скоро будешь ходить в лакированных ботинках по пражским или белградским салонам и читать Мандельштама тем самым милым голосом, каким ты читал его бузине в Новой Ладоге.

Знаешь ли ты, что Г. И Мирошниченко награжден орденом и назначен председателем Ленинградской Военной комиссии ССП? О, Темрога.

Сердечный привет Маше, светской и недосягаемой. Как твой Митя? Мой – великолепен!

Целую, тетя.

Н. Ч.»[94]

В 1946 году Николай Корнеевич демобилизовался и сразу поставил перед собой задачу: обрести собственное жилье. Для ее решения писатель разрабатывает невероятный план (похожих случаев еще не было): к стоящему рядом со снимаемой комнатой двухэтажному дому (Арбат, 17) пристроить третий этаж и там жить. Только автору остросюжетных, пахнущих морской волной «Водителей фрегатов» такое могло придти в голову. На третьем этаже планировалось две квартиры. Одна – для строителей. Другая – для Чуковских.

Чтобы осуществить задуманное, пришлось преодолеть ряд трудностей, предвиденных и непредвиденных. Трудность первая – получение разрешения на возведение пристройки. Эту проблему помог решить А. А. Фадеев, возглавлявший тогда Союз советских писателей.

Но вскоре появилась вторая трудность, непредвиденная: постановление ЦК ВКП(б) «О журналах “Звезда” и “Ленинград”». Критический пафос постановления был направлен прежде всего на творчество Анны Ахматовой и Михаила Зощенко, но постановление задело и обоих Чуковских, отца и сына. После обнародования документа (опубликован в «Правде» 21 августа 1946 года) началась спешная проверка всех периодических изданий.

Осуществивший ревизию «Мурзилки» и «Пионера» С. Крушинский, как уже было сказано выше, поместил в главном партийном органе статью «Серьезные недостатки детских журналов». Корней Иванович записал в дневник: «Сегодня 29 августа в пятницу в “Правде” ругательный фельетон о моем “Бибигоне” – и о Колином “Серебряном острове”. Значит, опять мне на старости голодный год – и как страшно положение Коли: трое детей, строится квартира и после каторжных трудов – ни копейки денег». С. Крушинский, после критики сказки Чуковского-старшего, написал: «Отдел беллетристики в журнале “Пионер” слаб и особенно скуден. Повесть Николая Чуковского “Серебряный остров”, помещаемая во всех вышедших номерах, еще не окончена печатанием. Но едва ли по праву стала эта повесть центральным произведением полугодия. Рамки повествования узки, его тема – поиски предателя, погубившего партизанский отряд, – скорее подсказана дурной литературной традицией, чем взята из жизни».

Но беда редко приходит одна. Через неделю Корней Иванович записывает в дневник: «5 сентября. Весь день безостановочный дождь. Коле возвратили в “Советском писателе” уже принятую книгу “Рассказов” – у него в кармане 6 рублей вместо ожидаемых тысяч».

И всё же Николаю Корнеевичу в определенной мере повезло. Если произведениям Анны Ахматовой и Михаила Зощенко полностью перекрыли доступ к читателям, а сказку отца не позволили опубликовать до конца, то его повесть «Пионер» продолжил печатать. Более того, в 1947 году Детгиз выпустил ее отдельным изданием (под измененным названием: «Домик на реке»).

Но тут возникло еще одно непредвиденное препятствие на пути к обретению собственного жилища – организация, возводившая пристройку, была лишена права на проведение строительных работ. Пришлось срочно искать другую, и Николай Корнеевич ее нашел. В 1947 году семейство писателя поселилось по новому адресу: улица Арбат, дом № 17, квартира № 37.

«Балтийское небо»