Какие они разные… Корней, Николай, Лидия Чуковские

– А ведь врач-то был гомеопат! – воскликнул Лев Васильевич. – Гомеопатические лекарства действуют только в малых дозах. Чтобы они не действовали, нужно их принимать помногу.

Он захватил целую щепоть пилюль и отправил их в рот. Я ждал, не начнет ли он корчиться в муках. Но он только облизнулся.

Он налил горячего чаю в стакан, бросил туда две чайных ложки пилюль и размешал. Пилюли растворились без остатка, чай стал сладким.

И началась наша новая, счастливая жизнь. Мы пили сладкий чай вволю, ничем себя не ограничивая».

Победа

Николай Корнеевич всегда хотел быть в гуще боевых действий. Такую возможность давала работа в армейской газете. И когда на флоте создали новую газету «Победа» (ее ответственными редакторами поочередно были М. Фридман и М. Шлесберг), он перешел в нее.

24 июня 1943 года, за два дня до решающего разговора с заместителем начальника Пубалта капитаном 1-го ранга Г. М. Рыбаковым, Чуковский написал Тарасенкову:

«Толя, милый!

Спасибо за ласковый отзыв о моей книжке. Я рвусь к тебе вот уж месяц, но грехи не пускают. Послезавтра будет у меня окончательный разговор с Рыбаковым, и я тронусь в путешествие. С удовольствием погощу у тебя в июле. Будем купаться с плота, шагать по улице Карла Маркса, ждать у парома.

Здесь все до такой степени по-прежнему, что писать не о чем. Время мало-помалу заносит нас, дорогой друг, илом забвения. Но я не против – это мягкий, нежный, всепоглощающий ил.

Полагаю, что ты отказался от мысли вызвать к себе Машу. Это нужно отложить до осени. А осенью вообще будет виднее.

До скорого свидания. Жму твою руку.

Твой Н. Ч.»[82]

Г. М. Рыбаков свое добро на переход дал. Через три недели, 18 июля, Чуковский в очередной раз побывал в гостях у Тарасенкова. Спустя две недели, 7 августа, он написал другу из Лесного, где располагалась редакция недавно созданной газеты:

«Милый Толя!

Сердечно благодарю тебя за фотографии. Они не очень удачны, но чрезвычайно мне милы. Когда-то увидимся? Скучаешь? Запрягли в замредакторы? Quefaire?[83] Фер-то ке?[84] Мое положение не лучше – я инструктор редакции. Крон на должности, соответствующей твоей, Азаров – моей. Крон в страшном унынии, Азаров бодрится, а мне все равно. Надоело.

Привет Колесникам. Почему они не приехали? Я их полюбил. Если теперь они приедут, в комнату ко мне они не попадут, потому что я бываю там редко. Для писем и телеграмм адрес у меня новый; вот он: Ленинград 18, до востребования.

Пиши.

Твой Н. Ч.»[85]

Через 11 дней послал другу очередное письмо:

«Милый Толя, очень обрадовал ты меня своим письмом и стихами. Стихи твои задушевны, внутренне своеобразны, конкретны и очень милы. Они у тебя становятся всё лучше.

Так ты все еще в тех же чувствах и страстях? Не дожил еще до беды? А я уже дожил. До беды. Июнь – посев, август – жатва. К сожалению, с этой бедой связано и то, что я не прислал тебе Франса. Понимаешь, Она взяла книги из библиотеки Союза писателей на мое имя. Теперь, чтобы пойти в библиотеку, мне нужно пойти к Ней за книгами и сдать их, а я не хочу идти. О, громовое лето! Июньский посев дал в августе громовую жатву. Но, тишина, тишина, молчание.