– Спала с каким-нибудь заведующим столовой, а он воровал, – говорили женщины.
– Наверное, сама воровала.
– Детей, нас обворовывала.
И страшная костлявая женщина, подойдя к ней, легонько хлопнула по ее заду и сказала, шутя:
– Эй, красотка, не ходи сюда – съедим.
Раздался короткий тихий смех:
– Как раз… У нас недолго. Б… Она приехала на помощь Ленинграду.
Она вскрикнула, зарыдала, бросила таз и выбежала из помещения».
Творчество
Несмотря ни на что, Ленинград жил. Выстоять городу помогала поэзия. Невероятно, ленинградцы вдруг стали проявлять к ней огромный интерес.
«В осадном Ленинграде удивительно много читали, – вспоминал Чуковский. – Читали классиков, читали поэтов; читали в землянках и дотах, читали на батареях и на вмерзших в лед кораблях, охапками брали книги у умирающих библиотекарш и в бесчисленных промерзлых квартирах, лежа, при свете коптилок – читали, читали. И очень много писали стихов. Тут повторилось то, что уже было однажды в девятнадцатом и двадцатом году – стихи вдруг приобрели необычайную важность».
Ю. В. Маретин, собиратель книг, вышедших в Ленинграде во время войны, мальчиком переживший блокаду, также свидетельствует: «Вообще военная пора была своеобразным ренессансом поэзии… Книги были, в основном, очень дешевы… Но мне известно, что в городе было несколько книг, за которые предлагали самое драгоценное – кусочек хлеба. Вот две из них, быть может, самые любимые, самые заветные: “Ленинградский дневник” Ольги Берггольц и “Пулковский меридиан” Веры Инбер».
Несмотря на занятость в армейской многотиражке, на изнурение, вызванное голодом, Чуковский не забывает о своем писательском призвании – пишет и ищет возможность опубликования. Отец посоветовал обратиться к заместителю секретаря Союза писателей П. Г. Скосыреву. Николай Корнеевич пишет ему 15 июля 1942 года:
Краснознаменный Балтийский Флот,
военно-морская почта 1115 п/я 22»[69]
.П. Г. Скосырев ответил: