Всеволод Вишневский, придавая большое значение писательскому труду во время войны, стремился объединить творческие силы. В октябре 1941 года при Политическом управлении Балтийского флота (сокращённо Пубалт) ему удалось создать уникальное военное подразделение – «Оперативную группу писателей». Её членом в середине декабря 1942 года стал Чуковский. Он вспоминал: «Группа была организована в системе Пубалта в виде как бы особого воинского подразделения. Вишневский был начальником. В группу с самого начала входили литераторы – А. К. Тарасенков, А. А. Крон, Г. И. Мирошниченко, Вс. Азаров, Н. Л. Браун, Н. Михайловский, А. Зонин. За годы осады и структура группы, и её состав менялись. Вначале Г. И. Мирошниченко числился заместителем Вишневского, как старший по званию – он был полковым комиссаром. А. К. Тарасенков считался секретарём группы и был как бы адъютантом Вишневского; в сущности, это было продолжением давно установившихся отношений – до войны Вишневский был редактором журнала “Знамя“, а Тарасенков секретарём редакции. Потом и Мирошниченко и Тарасенков ушли с этих должностей. С поздней осени 1942 года секретарём группы стал ленинградский литературовед Г. Макогоненко, к этому времени женившийся на Ольге Берггольц. Из новых членов “Оперативной группы“ был принят Вшивков-Амурский, маленький журналист из газеты “Красный флот“… Потом в группу был принят Лев Васильевич Успенский, человек яркий, своеобразный и умный, игравший в осаждённом Ленинграде крупную роль и сразу ставший в группе заметной фигурой. Потом был принят – на полгода – и я».
Помимо обслуживания нужд фронта, группа жила интенсивной творческой жизнью, в которой участвовали и другие находившиеся в Ленинграде литераторы. 6 февраля 1942 года Анатолий Тарасенков записал в свою рабочую тетрадь: «Сам удивляюсь как – но сегодня открываем большое писательское совещание, с большой выставкой, с уймой делегатов, с бесплатной раздачей книг – всё, как полагается в таких случаях. В зале заседаний тепло – горит буржуйка. Через 10–15 минут откроем его. Сейчас Всеволод произнесёт одну из своих магических речей – доклад об итогах работы писателей на Балтике. Потом будут прения… Завтра после закрытия совещания предполагается даже серьёзный концерт. Всё это удивительно, как пальма в тундре. Но тем не менее – факт. Вот только, увы! – угостить делегатов нечем – каждый со своим сухарём… Здесь вся наша опергруппа – Вишневский, Мирошниченко, Крон, Азаров, Михайловский, Зонин, Амурский, Вишневецкая, затем спокойный седой Успенский из ПУРа – эрудит, поэт, прозаик и художник, Яшин – молодой поэт, Чуковский Николай, работающий в авиации, Добин из БТК[73]
, Л. Кронфельд – с фортов, Кетлинская (Лен. ССП), Лихарев (“На страже родины”), Каменецкий (“Красный флот”),Семашко, Брук, Шляев и другие редакторы многотиражек, художник Соколов, писатель Капица из ОВРа[74]
, поэт Браун, работники театра КБФ[75] Фидровский и Ерухимович, пубалтовцы Рыбаков, Лебедев, Смирнов, Корниенко, Мишурис, редактор “КБФ” Бороздкин, журналист “КБФ” Кормушенков».В Вишневском была сильна командирская жилка. Николай Корнеевич в своих воспоминаниях рассказывает о таком случае, произошедшем еще в финскую войну: «…Я с наслаждением отогревался в коридоре, не торопясь искать того начальника, к которому был вызван, как вдруг заметил проходившего мимо Вишневского. Он опять был в морской форме, с нашивками полкового комиссара на рукавах, и я, который тоже был теперь в морской форме, но нашивки носил куда более скромные, впервые за время десятилетнего нашего знакомства ощутил разделяющую нас дистанцию. Я приветствовал его, как положено по уставу, назвал его товарищем полковым комиссаром, а не Всеволодом Витальевичем, и почувствовал, что доставил ему этим удовольствие». О властном характере драматурга говорит и его письмо от 26 августа 1942 года, адресованное В. Пронину, А. Тарасенкову и Н. Чуковскому: