Каледонский безумец

Проснётся кто-то в ледяном поту…

Отец приземлил нас на каменистый берег огромного прозрачного озера среди почти плоских высоких гор – таких мы с Гвенддид доселе ещё не видели.

На берегу озера стоял кранног, плетёный дом на множестве свай, уходивших под воду. Сваи были необычайно длинны. К кранногу вёл ветхий деревянный причал, и вид с берега позволил нам разглядеть, что вплотную эти два сооружения не соприкасались. Будто и не жил тут теперь никто.

Неподалёку паслось стадо мохнатых развесисторогих оленей, не обративших на нас совершенно никакого внимания. Лишь один, едва ли не самый старый, вдруг затрусил в нашем направлении.

– Понятно, – вздохнула Керридвен, – нас ждут, но встречать не желают. Узнаю старую каргу.

Она приблизилась к кранногу.

– Домик-домик, повернись-ка к нам передом, а к озеру задом.

– Керридвен, ты где-то видишь у него перед и зад? – хмыкнула Бригитта.

И правда, кранног потоптался вокруг своей оси, взбаламутив мертвецки спокойную воду, но так и не обнаружил на себе даже маленького окошка.

– Неужели никто из вас не помнит эту старую шутку? – удивился Мананнан и позвал: – Домик-домик, повернись сюда передом, туда задом и немножко наклонись!

Тут домик на сваях снова описал полукруг, раскорячился к нам на полусогнутых столбах, и мы увидели, что пола-то у него нет. Сплошная чёрная дыра, зияющая меж круговой нижней гранью плетёных стен. На чём он только держался!

Олень, перебиравший рядом копытами, тряхнул рогатой головой и одним прыжком, не касаясь ногами причала, исчез в кромешной тьме провала, что показал нам необычный дом.

– Я иду одна, – произнесла Керридвен. – Мало ли что старой придёт в голову. Тебя, Бриг, она терпеть не может уж давно, на мужской род у неё тоже, вроде, зуб, а христианами она с недавнего времени… любит закусывать вересковый мёд. Хотя, может, молва врёт, но рисковать мы не будем, да, Блехерис? В общем, вы все остаётесь здесь, а я попробую её разговорить. Если Кальех ничего не скажет мне, то никому из вас – и подавно.

Богиня переминалась с ноги на ногу. Медлила заходить в провал.

– Кер? Что не так? – спросил Мананнан.

– Волнуюсь немного. Я не всегда была прилежной ученицей…

… Припорошенные снегом приземистые, покрытые дёрном холмики шаг за шагом сменяли друг друга. Тропинка вела вверх по склону. Снег валил частыми густыми хлопьями. Застилал лицо, лез в глаза. К счастью, в чертогах Кальех – если их так можно назвать – было заметно теплее, чем по ту сторону. Хотя что там, что здесь был Аннуин. Но Кальех уже давно отгородилась ото всех, а мир людей, как казалось многим, был ей заметно ближе, чем волшебный мир. Но порою некоторые желали, чтобы всё было наоборот – уж очень по-своему владычица зимы понимала роль рода человеческого в своей жизни.

Керридвен ничего не видела перед собой дальше расстояния обычного прыжка, поэтому шла за оленем след в след, пока он не вывел её к россыпи источавших сплошную пелену пара горячих источников и скромно отошёл пастись в сторонке.

Когда глаза Керридвен привыкли к почти обжигающему воздуху, она увидела, что вокруг огромных лунок источников сидят во множестве женщины самого разного возраста и стирают в горячих водах одежду, грудами лежащую рядом. На Керридвен, пробиравшуюся меж ними, никто даже не обратил внимания.

У самой широкой лунки в окружении женщин той же работой была занята самая красивая из них, и только глаза выдавали в ней ту, кто она есть на самом деле.

– Вот тебе и зимушка-зима, – проворчала Керридвен, – вот тебе и карга старая.

– Только тебя и ждали, – отозвалась Кальех, ибо это была она. – Теперь все мои ученицы здесь. Те, кто не закончил обучение, – тоже.

И от этого взгляда бывшей наставницы богине колдовства и мудрости стало очень не по себе.

Я был памятью Кальех о Кромме Круахе

Священная мгла,

Ты тихо жалишь в ночи,

Твоё единенье от мира весьма велико.

Когда ты отступишь,

Я буду уже далеко,

Меня не ищи,

Никогда, никогда не ищи.

Священная мгла,

Ты несёшь отличительный жар,

Твоё целомудрие манит меня от других.

Я мёртвых недавно познал,

Я познаю живых,

А ты не ходи,

Ты не следуй за мной, будто встарь.

Ты будешь моей,

Я ж не буду твоим никогда.

Моё красноречье под нож подводит людей.

Священная мгла, ты не дашь никому и двух дней,

А мне всё равно: я ушёл,

Я ушёл навсегда…

Камни скрежещут друг о друга. Фыркают угли в пламени костра. Скол пошёл по леднику. Ветер с воем дробит кожу. Кальех ведёт на аркане свою память, говорит о том, что хотела бы навсегда забыть. К главному подбирается не сразу, медлит открывать.