Каледонский безумец

– Поверишь, – отозвался Кромм. – Завтра Самайн случится, и вы все поверите. В меня поверите! Я – тот новый Единый, который вам всем нужен. Поэтому и поверите. В меня! – и чирк-чирк палочкой по земле. – Что вам там старая обо мне наплела? Покорить хотел её? Одолеть? Да нет как бы. Не она была мне нужна. Такую силу! Такую мощь она дала мне! И что мне с ней было делать? Снежочком землю устилать? Я хотел большего. Я хотел… Да уж неважно, чего я хотел. Всё это было нельзя. А почему нельзя? И я решил, что можно. Можно ВСЁ! Всё, чего бы я ни захотел. А она говорила – нельзя. А я считал, что можно. А она говорила – никому нельзя. А я говорил, что никому нельзя, а мне можно! Почему? Потому что вот так! Можно – и всё тут. Ой, не советую, дружочек. Ты же не хочешь, дотронувшись до меня даже краешком своей силы, обезуметь до срока?

– Морвран, нет! – крикнула Керридвен, и её сын, уже готовый ударить, застыл как вкопанный.

– Вот, правильно, слушайся маму, – меленько захихикал Горбун. – Да вы подходите. Не стесняйтесь. Поговорим напоследок. Вы же потом, поди, в клочья друг друга разорвёте. Ой, а что это за малявки? Да не заслоняй ты их так, малахольная, вижу, что мать. Я давно не разговаривал с детьми. Кальех же меня так пригвоздила, что вообще не знаю, где был, откуда на мир смотрел. Из изнанки какой-то. Всё пропустил – и как боги появились, и как мир надвое разделили, и как люди стали много о себе мнить. Но это мне же на руку. Какой я молодец, что подвиг их на кровавые жертвы себе! Так и выбрался потихоньку из изнанки мира. И дурачка того с крестиком приманил. Ох, забавный был дурачок! Ой, я вижу, тут такой же есть! Слушайте, а давайте меняться. Пусть этот дурачок обоих детишек мне в жертву заколет. У них же нельзя. А теперь я скажу, и будет можно.

И я взамен подумаю – может, и оставлю вас всех в покое. Мне же всё можно! Да не плачь ты, деточка, всё будет очень быстро.

– Ну, ты! Старикан облезлый! Попробуй только тронь моих детей!

Все разом обернулись. К Кромму двигалась разъярённая Ллейан. Походя она подняла с земли увесистую каменюку и швырнула ею в Горбуна. Метко брошенный камень чавкнул о грудь старика и бесследно пропал в ней. Ллейан было некогда удивляться, она наклонилась за следующим камнем, но Блехерис, догнав её, буквально повис на запястье.

– О! Какое материнство! И что ты мне сделаешь, маленькая? Кулачками своими нежными поколотишь? – деланно изумился Кромм Дув. – Да и вообще, зачем упираться? Завтра ты сама своих же деток на обед съешь. Слушай! А давай я тебя в жертву себе принесу, раз ты такая бойкая?

Тут Ллейан заслонил Морвран, выросший в размерах где-то вдвое обычного. Закрыл и Блехериса, и нас с Гвенддид.

– Ох, как интересно! Заодно и пернатого зарежем, – загоготал Горбун.

Впереди Морврана угрожающе выросла Керридвен.

– Ну, а тебе, тётенька, кто поможет? Кому ты тут дорога? – не унимал Кромм своё веселье.

Рядом с Керридвен встал Мананнан.

– А-а-а, должничок, наверное, – зацокал языком Горбун. – И зазноба должничка, – продолжил он, увидев, как к Мананнану приблизилась Бригитта. – А ты что, не с ними, да? – спросил уродливый старик стоявшего сбоку Рогатого Охотника.

– А я от тебя, гада гнилистого, матушку Кальех много зим кряду в себя возвращал. Я тебя просто так убью!

Никто так и не понял, в какой момент стадо оленей, всё это время безмятежно пасшееся неподалёку, устремилось на Горбуна прямиком из-за тумана, сгустившегося по велению Мананнана. Мигом олени сбили Кромма с ног, втоптали в землю и исчезли за пригорком. Тут же мощные древесные корни пробились из почвы и сковали поверженного уродца по рукам и ногам.

Почти сразу ударила Бригитта – огонь охватил Кромма целиком. Керридвен что-то прошептала, и изнутри тела Горбуна послышался треск костей. В довершение врага накрыл Морвран. В своём изначальном облике Кромешной Тьмы. Той Тьмы, которая вселяла ужас в каждого, кто сталкивался с ней в бою.

– И всего-то? – спросил Морвран, выбравшись из ямы в два человеческих роста, где продолжал лежать Кромм Круах. – Тогда зачем ты не дала мне грохнуть его с самого начала?

– Потому что, любимый мой, но иногда бестолковый сын, дотянувшись до него, ты подхватил бы Безумие быстрее, чем люди простуду, – отозвалась Керридвен.

– Но ведь Герн-то дотянулся, – не понимал Морвран.

– Герн не зря привёл оленей, – ответил Охотник. – И добро, что они далеко. Безумие-хворь теперь в них. Тебя бесноватый олень когда-нибудь бодал, воронёнок? Олени мои гнилого истоптали, он ослаб, можно было бить. Безумие – его сила. Но сам он не безумен.

– Когда ты это понял, Кернуннос? – спросила Бригитта. – Потому что мы все били на свой страх и риск.

Керридвен и Мананнан согласно закивали.

– Слушал, – пожал плечами Охотник. – Его слушал. Он говорил разумно. Не-без-ума. Он считает, что он – охотник. Надо было сделать так, чтобы стало наоборот. Теперь он – жертва.

– Действительно, – произнесла Керридвен, – мы не заражены. Правда, дети?