Календарные дни

Потом он, встряхивая давно не мытыми дервишскими волосами, без паузы после очередного сценария и очередной девчонки сообщил, что нынче утром получил телеграмму от какого-то Глинкина. Тот приглашал на путину в Ханты-Мансийский округ. Ежели кто со мной поедет, уговаривал Блицистов, то тысячу рублей можно в месяц взять легко, но, на его взгляд, заезжие строители много больше получают за то же время — до сорока процентов от стоимости объекта, — и предлагал, не сходя с кресла, организоваться в бригаду, а еще лучше призанять рублей сто у знакомого официанта Петушкова и двинуть в Ялту на загар, на сухое вино, на девочек, а когда деньги кончатся, можно, в конце концов, и ящики поколотить на овощной базе. Попутно Блицистов попросил до следующей среды десять рублей, но ему не дали — никому не охота было прикармливать к себе этого семипудового оптимиста с маленькими розовыми ладонями: просить-то он просил давно, да никогда не отдавал.

Иванов был особенно скучен и раздражен потому, что наконец предложил своей подруге отправиться в загс. Эля, так долго ждавшая оформления отношений, сильно обрадовалась, но, зная его характер, скрыла душевное волнение, и это знание его слабостей, умение сдержать порыв для цели — покоробило Иванова. Ведь промеж них — он и сделал предложение потому, что сознался себе, — промеж них не было никакой любви и уж во всяком случае не было той, о которой он мечтал напрасно столько лет, и оттого ее понимание, искусственное, приобретенное опытом внебрачных связей, казалось еще более оскорбительным. И если к опыту ее не приложил до сих пор руки Блицистов, то предложение Иванова было желанием уберечь старую подругу от таких, как Блицистов, — а по возрасту ей это грозило скоро.

Он слушал Блицистова, и ему пришло на ум, что хозяева приглашают драматурга только по инерции — ведь тот слыл когда-то перспективным — да еще потому, что умел ловко паузы замазывать в застольных беседах. Новый тип краснобая в пору информационного бума и невиданного расцвета массовой культуры интересно кроил сколько угодно вариантов из трех вещей: женщина, кто и сколько зарабатывает, приятный отдых. Иванову, слышавшему пошлые монологи много раз, хотелось встать шумно из-за стола именно в эту среду и изо всех сил ударить Блицистова по самодовольному лицу, и он отворачивался, чтобы скрыть неприязнь. Было неловко и грустно всякий раз, когда вспоминалось, что кинодраматург прожил пустоцветом более трети самого бурного из столетий, не написал ни единого сценария из народной жизни, а за его многолетнюю, ненужную никому учебу платил именно народ, — и что у него не было ни семьи, ни детей от любой женщины, и что кормят его до сих пор старики-родители. Новые люди слушали Блицистова с интересом, умные, правда, — с плохо пригнанным. На первый случай многие верили в байки, как когда-то и сам Иванов, смущавшийся бесстыдству интрижек и откровенности, пока не вызнал правды. А правда состояла в том, что Блицистова принимала молодая бабушка из промтоварного магазина, что жена его, не выдержавшая позерства и разговоров, сбежала, что породистая собака, оставленная в утешение, тоже исчезла от голода и натиска блох. Знал и помалкивал — кому в избранном обществе нужна была точная информация об этом?

Владлен поставил перед сценаристом пиво, чтобы к приходу гостей подогреть тому фонтан красноречия. Блицистов немедленно принялся за напиток и жаркое и, облизывая с пальцев жир, пристал к Иванову:

— Как дела, учитель? Контрабас продал? А то куплю по дешевке — деньги появятся!

Иванов тяжело вздохнул и тайно покраснел — был грех. В начале их знакомства, не разобравшись в шутовской манере жизни Блицистова, предложил купить тому инструмент. Иванов тогда как раз с джазовой самодеятельностью завязал окончательно — ребята из группы сильно повзрослели, ухватились за семьи, телевизоры, и пошла уже не та импровизация, не концертная то есть. Раз обмолвился об инструменте, а сожалеть до сих пор приходилось. Он, правда, потом кому другому продал бы, но вдруг по-мальчишески жаль стало инструмента, на котором было столько сыграно, который подарил ему в юности сильнейшее чувство — чувство согласия, единения, духовного родства с коллективом — и которого так не хватало Иванову теперь. Инструмент стоял в квартире Екировых, и об него часто запинались гости.

— В самом деле, возьму для экзотики! — гудел Блицистов. — У меня, братцы, новость: приняли сценарий документального фильма о производстве жевательной резинки в городах Нечерноземья. Одночастевка, правда. А ты, Иванов, подкинь интересный сюжет о школьниках — сценарий вместе напишем. Я, брат, всех прохиндеев на киностудии в лицо знаю, и все мои большие друзья.

Иванов закрывал глаза. Слова, слоги, звуки…

— Тебе, Сережа, иллюзионистом в цирке трудиться, — подсказывала белесая хозяйка, пряча колкие умные глаза под толстыми стеклами очков. — Цены бы не было!

— Да ну? — удивлялся, радуясь вниманию, Блицистов. — А в чем секрет?