Калигула, или После нас хоть потоп

Федр, по происхождению македонянин, в молодости был рабом Октавиана Августа. Император отпустил юношу, чтобы тот мог посвятить себя переложению басен Эзопа, а впоследствии и сочинению своих собственных. Федр начал издавать их, непомерно гордясь плодами своего творчества. Но скоро его карьере пришел конец: при Тиберии префект претория Сеян принял на свой счет одну из издевательских басен и поставил сочинителя перед судом, где сам был истцом, свидетелем и судьей. Федру пришлось отправиться в изгнание. После падения Сеяна он не захотел вернуться в неблагодарный Рим. На деньги, вырученные от своих басен, которые снова можно было распространять, он купил домик в Тревиниане, подальше от Рима, подальше от мира.

Федр повел своих гостей в сад, расспрашивая по пути о своих римских знакомых. На одной из террас сада стояла пергола, изящная беседка, сплошь увитая виноградом, ионические колонны из шлифованного туфа поддерживали крышу. Они уселись за большой каменный стол, и Федр сам со своим рабом Транием принес гостям хлеб, сало, овечий сыр, вино. В углу беседки на подставке из песчаника стояла мраморная фигурка какого-то животного.

-- Этого раньше не было, -- сказал Фабий. он был тут не впервые. -Кошка?

Федр усмехнулся. В его кривой улыбке была ирония и издевка:

-- Это символ нашего Рима. И давно это уже не волчица, а просто лицемерная кошка. Эта старинная этрусская работа. Крестьяне принесли. Они выкопали ее из могильника, там она оберегала покой давно умерших древних обитателей этих краев. Должно быть, невысокого они были мнения о своих согражданах, -- улыбнулся Федр, -- раз их покой приходилось охранять таким образом. Этруски давно уж прах и тлен, кошки покидают могилы, но недоверие человека к человеку осталось прежним, ежели не возросло. Ничего не ново под луной, друзья.

-- Рим теперь полон кошек, -- заметил Грав.

-- А все осталось по-старому, правда? Человек человеку волк. так было во времена Плавта, так и теперь, -- прервал его Федр и рассмеялся. -- А все-таки этот зверь мне милее, чем изображение богов и императоров. Этих я не держу.

-- Наш Федр иначе понимает красоту, чем римские богачи. Посмотрите: вместо Аполлона листья, которыми играет ветер, вместо бюста императора гибкий можжевельник, -- вставил Фабий.

-- Разве увитая плющом колонна не прекраснее, чем наш Сапожок?

Хозяин и гости рассмеялись.

Федр добавил:

-- Вещи и люди не суть только то, чем они являются в действительности. Главное в них то, что хотим видеть мы сами.

Из сада открывался прекрасный вид на Сабинское озеро.

-- Сколько бы раз я тут ни бывал, этот край не перестает поражать меня, -- говорил Фабий, меж тем как хозяин разливал вино по глиняным кружкам. -Меня нисколько не удивляет, что тут и не вспоминаешь о Риме.

-- Здесь тебе, наверно, хорошо писать, -- отозвалась Волюмния. -- Но ты так одинок...

Федр метнул взгляд в сторону состарившейся героини:

-- Писать здесь хорошо. А если человек одинок, значит, он уже в неплохом обществе.

-- Над чем ты теперь работаешь, дорогой Федр? Ты много пишешь? -спросил Грав, с трудом разжевывая сало.

-- У меня есть несколько новых басен.

-- Когда ты их издашь? -- поинтересовался Фабий.

Опять эта ироническая и скептическая улыбка.

-- Когда благороднейшему Сосию заблагорассудится: я ведь не отказываюсь от гонораров в пользу его благороднейшего кармана, как римские поэты, и не пьянствую с ним. -- Он пригладил светлую бородку. -- Я пока читаю басни здешним рыбакам. Одна понравилась им, и они сделали из нее песню. Теперь, когда я ее слушаю, я и сам не знаю: Федр это или нет?

-- А как она поется? -- поинтересовалась Квирина.

Федр немного поартачился. Говорил, что не умеет петь. Они просили, настаивали. Наконец он дал себя уговорить и затянул:

Рос на дворе зеленый лавр.

И вольно рос, и смело.

Но вот пришла к нему коза

И весь его объела.

Но хоть коза объела лавр

До малого листка,

Как прежде нету у нее

Ни капли молока.

Авгуры склонны видеть в том

Загадочное что-то:

Летят на землю из козы

Стихи вместо помета...

-- А гонорар какой? -- задыхаясь от смеха, спросила Волюмния.

-- Как и за остальные басни. Золотые на меня не сыплются, зато рыба есть. -- Федр самодовольно закончил: -- Тревинианцы ценят своего поэта.

Квирина слушала, приоткрыв рот. Она слышала от Фабия много басен, но автора представляла себе совершенно иначе и теперь была немного разочарована. Римские поэты, которых она встречала, были утонченными и изящными. Этот лохматый остряк вовсе на них не походил. Как далеко от Рима он живет! Она скользнула глазами по крышам Тревиниана и с детским простодушием ляпнула:

-- Немного тут у тебя слушателей.

Глаза Федра, как рожки потревоженной улитки, уставились на девушку, и он высокомерно произнес:

-- Лучше двадцать хороших слушателей, чем тысячи таких, которые не умеют чувствовать настоящее искусство!

Фабий поспешил исправить промах Квирины: