Калигула, или После нас хоть потоп

-- Ты прав. В деревне у тебя более благодарная публика, чем в Риме. -Глаза его смеялись. -- Хотя мы из Рима. но все-таки надеемся, что ты сочтешь нас достойными своих басен. Прочти нам ту, о которой ты точно знаешь, что ты ее автор!

-- Да, да, пожалуйста! -- оттопыривая губы, попросила Волюмния, к ней присоединились и остальные.

Федр только этого и ждал. Он еще некоторое время отказывался, потом пригладил рукой всклокоченные волосы и прочитал басни о волке и собаке, о царе зверей льве и обезьяне, о бородатых козах, об орле, и вороне, о лисе и змее и еще разные другие; все они были остроумны.

Актеров особенно потешила басня о кукушке, соловье и осле:

Одним прекрасным летним днем

Поспорили Кукушка с Соловьем

О том, чье пенье

Способно большее доставить наслажденье.

Судьей, чтоб истина бесспорною была,

Решили пригласить они Осла.

Петь первой выпало Кукушке:

Стук топора раздался па опушке...

После нее, усевшись средь ветвей,

Светло и празднично защелкал Соловей.

Прослушав спорящих, Осел сказал:

-- Понятно.

Трель Соловья искусна, но -- невнятна.

А нужно просто петь и живо,

Чем пение Кукушки и красиво...

И потому, любезный Соловей,

Все лавры -- ей!

Фабий вскочил: "Прекрасно!" И опять начался галдеж.

Фабий схватил Федра за плечи:

-- Ты только себе представь, как брала бы за живое каждая твоя басня, если бы ты переделал ее для театра? Ведь театр -- это огромный простор! Напиши для меня что-нибудь! Ты умеешь это делать!

Лукрин, который, набив брюхо, всегда засыпал, при слове "театр" открыл глаза:

-- Люди добрые, прошу вас, передайте от меня Фабию, чтоб он хоть теперь забыл слово "театр!"

Просьба Фабия доставила Федру удовольствие, но он не показал этого. Наоборот, делал вид, что колеблется, пожимал плечами:

-- Не знаю, сумею ли я... и потом, как ты себе это представляешь? Какую именно басню... Но я попробую, Фабий. Подумаю. Может быть, что-нибудь и выйдет...

Федр смотрел на озеро, но видел римский амфитеатр. Двадцать тысяч зрителей слушают сочинение Федра, восторгаются, бушуют, аплодируют. Какой успех! Прощай, мой Сосий! Мне больше не нужно ждать, чтобы ты из милости выпустил несколько басен. Ты не волен уменьшить мою славу.

Скрипнуло колесо.

Это раб Траний черпал из бочки воду и при этом насвистывал.

-- Ему весело. Ты, очевидно, добрый хозяин, -- заметил Фабий.

Федр поморщился:

-- Я не хозяин, а Траний не раб. Просто он помогает мне, а иногда я ему. Ведь я сам был рабом, и ты, Фабий, тоже, мы знаем, что это такое. Поэтому я всегда покровительствую рабам.

-- Да, и в Риме тебе было не по себе. Теперь все иначе. Представь: рабы вошли в моду! Все теперь говорят о них, подобно Сенеке. Это не орудия! Это друзья, убогие братья, ну да ты знаешь. Ты со своими взглядами тоже стал бы моден в Риме.

Федр бросил на Фабия колючий взгляд:

-- Я в Риме?

-- О, теперь там из фонтанов бьет вино, а не вода, по городу развозят сало, в толпу швыряют монеты, император -- сама щедрость и великодушие.

Баснописец скептически сощурился:

-- Боги страдают капризами, как овцы глистами. -- Он хитро улыбнулся. -- Что же ты заманиваешь меня в Рим, а сам сбежал оттуда?

Фабий наклонился к нему через стол, на секунду заколебался, подумал о большой, трагической роли, которую хотел бы сыграть, а потом проговорил:

-- Рим помешался, им не нужно ничего, кроме цирка и залитой кровью арены. Я не знаю, что мне делать. Опять эти дурацкие пинки и похабные шуточки? И так бесконечно? Я люблю все делать наперекор, понимаешь? -- Он невесело улыбнулся и язвительно продолжал: -- А к чему мне придраться, если все вокруг напоминает олимпийский симпозиум? Ты только оглянись кругом! Все безупречны, просто великолепны. Император прекрасный, сенат прекрасный, магистраты прекрасные, даже преторианцы и те прекрасны; так за что же мне, клянусь фуриями, уцепиться?! Неужели я должен, как это делает римский сброд, бездельничать и клянчить у государства хлеб и двести сестерциев в месяц? -- В голосе Фабия была горечь. -- Вот мы и тащимся от одного места к другому, словно не актеры, а бродячие комедианты. Но это не то! Во имя бессмертных богов, напиши для меня что-нибудь! Ведь ты сочинял для театра!

Федр молчал и задумчиво барабанил пальцами по столу. Квирина слушала с изумлением. Она и не предполагала, что теперешнее настроение Фабия имеет такие глубокие корни. Она не отрывала глаз от лица любимого, твердая складка у его рта пугала ее. Ведь ей самой так нравились эти переезды! Фабий продолжал: