Камень в моей руке

— Зная ваши… методы, я вынужден отказать. Для того, чтобы эксперимент прошел успешно, необходимо, чтобы эмоциональный фон подопытного был спокойным — лишние гормоны в крови ни к чему. Через три дня, когда все будет кончено, вы получите полный рецепт лекарства для вашей дочери, а я — свободу идти на все четыре стороны. Наш контракт будет закончен.

Я даже не успел отползти в укрытие, как старшая сестра в бешенстве выскочила из лаборатории, так хлопнув дверью, что та чуть не слетела с петель. Я вжался в стену, но она промчалась, как смерч, даже не взглянув в мою сторону. Стоило ей скрыться за поворотом, как я бросился к Элизе.

— Ты знаешь, какие опыты проводит профессор Стрейджлав?

— Нет. Мне строжайше запрещено входить в лабораторию и отвлекать его от работы.

— Работы? Работы?! Он убивает детей! И делает из них крем «Оруэлло»!

— Лис, ты что, бредишь?!

— Нет, я слышал, как он сам признался в этом! Спинной мозг и железы. Он говорил об этом, как будто… в мясном отделе брал телячью вырезку! Ваш обожаемый профессор — чудовище, безжалостное, мерзкое чудовище! — я едва справлялся с рвотными позывами — так было противно. Элиза вдруг стала такой бледной, словно из нее выкачали всю кровь.

— Ждите здесь. Я сейчас вернусь, — тихо сказала она. Но нас разве удержишь? Все в гробовом молчании поплелись следом. Элиза подошла к двери и без стука распахнула ее. Я стоял чуть позади Ранбира, но хорошо видел все. Профессор Стрейджлав возился с микроскопом и пробирками. По его обескураженному лицу было ясно, что внезапное появление толпы подростков во главе с Элизой спутало ему все карты.

— Элиза, дорогая, я же просил не мешать, когда я занят в лаборатории. И уж совершенно лишним было тащить сюда детей. Здесь масса опасных вещей: инструменты, реагенты…

— Сдается мне, самая опасная вещь здесь — это вы, профессор, — сказал я.

— Что?!

— Генри… Это правда?! — тихо спросила Элиза.

— Что именно, дорогая? В поисках какой правды вы вломились в лабораторию и отнимаете мое время?

— Что за опыты ты проводишь?.. Ты… ты… убиваешь детей? — прошептала Элиза. Профессор устало закрыл глаза.

— Я похож на убийцу?

— Нет. Ты не ответил мне. Лис слышал, как ты грозил Фавр, что расскажешь о том, что «Оруэлло» делают из спинного мозга и желез…

— Белых акул. Вылов которых по закону строжайше запрещен вот уже пять лет… Я не убийца, Элиза. Я ученый. Созданные мной лекарства уже спасли сотни, а то и тысячи жизней, облегчили страдания сотен тысяч больных. За последние пару месяцев я невероятно далеко продвинулся в изучении генетического кода человека — гораздо дальше высокомерных умников, в распоряжении которых неограниченное финансирование и новейшая аппаратура. Все, что есть у меня — бесконечность моего разума и крайне ограниченное время. Я ставлю опыты на крысах. Я знаю, что иду в верном направлении. Но часы тикают. Тикают. Днем и ночью, сутками напролет, понимаешь?! Я постоянно слышу это тиканье — вот здесь, в моей голове. Время не на моей стороне, и я боюсь только одного: что я проиграю в этой гонке со смертью. Кто знает, сколько еще я протяну — месяц, неделю или несколько дней… И ты — та единственная, кому я доверяю, кто дает мне силы продолжать исследования, когда я уже готов сдаться и опустить руки — приходишь, чтобы бросить мне в лицо страшные обвинения?

— Прости меня, — Элиза, уже не сдерживая рыданий, бросилась на колени и обняла его. — Это ужасное подземелье сводит меня с ума…

— Дай мне еще три дня. И мы покинем это место навсегда.

Она подняла голову и быстро вытерла слезы.

— Это… правда?!.. Ты обещаешь мне?

— Да.

— Господи, как же я рада! — она вскочила и расцеловала его. — Генри, дорогой, прости меня. Я так счастлива!

— Устроим вечером праздничный ужин? Я поручу Вагнеру. А пока — идите, мне нужно еще кое-что закончить.

— Да-да, конечно, — торопливо сказала Элиза. Оглянувшись напоследок, я случайно перехватил насмешливый взгляд профессора и опустил глаза.

Стоит ли говорить, что после всего случившегося я чувствовал себя последним идиотом? Элиза, казалось, совершенно забыла обо всем — она без умолку щебетала с Коломбиной и Беном, фантазируя, как они с профессором снимут маленький домик где-нибудь на побережье и разыщут родных маленькой циркачки: заявятся прямо на представление и сорвут бурные овации. Коломбина светилась от счастья. Ранбир пробовал было приободрить меня, но я только махнул рукой и сел в дальний угол, чтобы еще раз все хорошенько обдумать. С какой стати я вообще решил, что профессор причастен к убийствам детей в клинике? Ну да, похоже, у него кошмарный характер. Но ведь он спас Коломбину, и малыша Лукаса, Ранбира, Бена, Фриду и Дафну, столько лет укрывал их в подземелье втайне от Фавр. И все это время создавал лечебные препараты — не только этот дурацкий крем от морщин, а настоящие лекарства, которые спасли тысячи жизней. Даже стеклянные кости Диты стали крепче. Да и какой из него убийца — он же дряхлый старик… Я взъерошил волосы — с последней стрижки уже успел отрасти колючий ежик. Вот я дурень…