Каменное сердце

Женщина провела нас наверх, в коридор, сквозь стрельчатые окна которого я увидел старинный монастырь с его заново разбитыми клумбами, такой мирный в свете заходящего солнца. Урсула открыла передо мной дверь в просторную гостевую комнату с кроватью под балдахином. На столе лежали три письма, а рядом курилась паром лохань с водой.

— Благодарю, — проговорил я.

Служанка коротко кивнула. Позади нее, в дверях, Дирик наклонил голову.

— Теперь вы видите, насколько благоденствует мастер Кертис? — спросил он.

— Так может показаться. На первый взгляд.

Вздохнув, мой противник качнул головой и последовал за Урсулой. Я закрыл дверь и поспешил взять со стола письма. Одно было адресовано «Джеку Бараку» — имя его было выведено неловкой, явно непривычной к подобному занятию рукой. Я вскрыл два других письма. Первое, от Уорнера, датированное тремя днями назад, оказалось коротким. Он извинялся за то, что не смог послать с нами одного из своих людей, и сообщал, что король и королева должны выехать в Портсмут четвертого июля, то есть вчера, а это означало, что они уже находятся в пути. Еще Уорнер сообщал, что августейшая чета рассчитывает прибыть на место пятнадцатого числа и остановятся супруги в Портчестерском замке. Сам же он начал расследовать финансовую историю Хоббея, однако пока не мог сообщить мне ничего нового.

После этого я обратился к письму Гая, написанному в тот же самый день.

Дорогой Мэтъю, в доме все спокойно, — сообщал он мне своим мелким и аккуратным почерком. — Колдайрон исполняет все мои пожелания, хотя и с недовольным видом. Отношение к иноземцам становится в столице все более и более враждебным. Сегодня я ходил повидать Тамазин, которая, слава богу, чувствует себя хорошо, и претерпел несколько оскорблений на своем пути. Саймон говорит, что видел, как через Лондон проходили другие солдаты, и что многие из них направлялись на южное побережье. Я провел в Англии более двадцати лет и не припомню ничего подобного. Думается, что под внешней бравадой люди скрывают страх.

Странная вещь: вчера я вошел в гостиную, когда Джозефина стряхивала пыль. Вздрогнув, она уронила небольшую вазу, которая разбилась. Вне всяких сомнений, девушка произнесла при этом слово «merde», которое, как мне известно, является французским ругательством. Бедняжка, как всегда, сильно перепугалась и ударилась в извинения, и посему я не стал обращать внимания на случившееся, но тем не менее это весьма любопытно.

Сегодня я схожу в Бедлам, чтобы повидать Эллен, после чего извещу тебя о ее состоянии. Вознеся не одну молитву по сему поводу, я пришел к выводу, что лучшее, что ты в данной ситуации можешь сделать для мисс Феттиплейс, — это оставить ее в покое. Но разумеется, решать предстоит тебе самому.

Твой верный и любящий друг

Гай Малтон.

Я сложил письмо. Невзирая ни на что, я уже решил посетить Рольфсвуд на пути домой, ибо чувствовал, что просто обязан это сделать. Вздохнув, я поглядел в окно. Взгляд мой упал на крохотное кладбище — скопление камней в некошеной траве. Дирик прав, подумал я, Хью так и лучится здоровьем, непохоже, что тут его обижают. А тон Николаса Хоббея ни на мгновение не отклонился от цивильной вежливости. Едва ли этот человек мог натравить на меня тех парней с угла. Однако что-то здесь было неладно, я уже ощущал это.