Каменные часы

Затарахтела сзади мотоциклетка.

Катерина поскорее свернула в проулок с глаз долой. Про душегубки ее предупредили, а костры из людей она уже видела. Гитлеровская солдатня растеклась по всему селу, целый полк наливался вином на «отдыхе» от своей работы.

До вечера надо отсюда выбираться, потому что в комендантский час стреляли людей фашисты, страх у них прибавлялся к ночи, били из пулеметов по возникавшим во тьме теням и просто на звук, лишь заслышится шорох.

Была на памяти Катерины еще одна явка.

Снова пришлось идти через село и видеть скорбные картины разрушений. Пожарища появились на многих улицах. Не услышишь, как бывало, ни лая собаки, ни крика петуха. Одинокие прохожие проходили торопливо, стараясь побыстрей исчезнуть в домах, укрыться у себя, знакомых или соседей.

Жизнь на селе затаилась и едва теплилась.

Об этом подумала Катерина. Ведь не осталось туг больше воинов. Костры из людей всех забрали: и здоровых, и больных. И всюду ненависть поселилась, сочилась уже от земли и напоила сам воздух. Но предстояло селу освободиться от оккупантов, отведя им место в гнилом овраге, куда издавна закапывали умерших от неизлечимых, страшных болезней. Там же хоронили и сумасшедших.

Как раз она проходила стороной от этого оврага и могла представить себе, как месть случится, что изменится по сравнению с сегодняшним положением.

В прах вобьет месть сытую солдатню, орущую сейчас пьяными голосами свои лающие маршевые песни во дворах лучших домов, что уцелели на селе. В прах! Материнские окна фашистов на далекой земле мрак затопит. И прокляты будут их матери. А пока гитлеровцы гогочут и веселятся, связанные одной веревочкой преступлений, вместе им легче забыть за вином, что каждый, каждый! ступивший в Россию, перейдя границу, сделался убийцей, недотыкомкой и нетопырем. Зверем.

Шла Катерина по селу и все запоминала.

Пыль перемешивалась с пеплом, хрустела под ногами, в худой ботинок попал камешек и мучил ногу. Она села переобуться на обочинку, глянула невзначай вверх и увидела небо — высокое, дальнее, недосягаемое и прекрасное в полном своем блеске синевы и покое. С тоской пожалела, что природа не дала ей крылья, а то бы взлетела она повыше и оглядела земли своей страны, в одну минуту бы узнала о грядущей победе, близко ли она?

Катерина надела ботинок и пошла дальше. Руки совсем уже измочалились о тяжелую ношу, завернутую в мешковину. И наконец-то она доплелась к нужному дому, где на оштукатуренной серой стенке было понавешено множество старых и новых приказов немецких властей.

Тут жил верный товарищ по борьбе, и все на явке было благополучно, если судить по тайному знаку: на крыльце стояла зеленая эмалированная кастрюля без крышки. Можно смело заходить в дом.

Однако она не поторопилась, прошлась в дальний конец улицы. Ею овладела настороженность: запущенным выглядел дом, где назначена запасная явка. С трудом сдержала себя, чтобы не оглянуться. С грохотом промчался мимо грузовик — и то не повернула головы. Битком набит был грузовик хмурой солдатней, а ведь еще десять минут назад фашисты ликовали в своем отдыхе. Где-то поддали уже оккупантам жару!

И Катерина решилась возвратиться назад к оштукатуренному дому. Обошла его и в штабели у стены среди почерневших дюймовых досок спрятала сверток, перед этим завела часовой механизм.

Через полчаса мина должна была взорваться. Мина и расскажет о провале, если такое случится, раз люди бесследно пропадают и только стреляные гильзы могут поведать об их судьбе.

Она взошла на крыльцо, отбросила ногой со ступеньки кастрюлю и тихо постучала.

Открыл ей дверь сам Тялтя-Гуль…

Катерина протянула вперед ладошку и Христа ради попросила хлеба.

Лысак усмехнулся, пригласил войти.

Делать было нечего, и она вошла.

— Сколько на нашей земле стало убогих и нищих, — пожаловался Тялтя, — сейчас и хлебушком снабдим и одежонку подыщем.

Отзыв на пароль он назвал верный.

Сама она придумала такой. И сердце сжалось у Катерины, отчаянно застучало в висках, в глазах на миг потемнело.

— Как звать-величать? — по-свойски расспрашивал Тялтя, что-то разыскивая за ситцевой занавеской.

— Васена, — ответила Катерина.

— Васена? — удивился Тялтя и согласился: — Пусть будет Васена. Издалека ты пришла? Верно, видела много?

— Много, — сдержанно отозвалась Катерина, ожидая в каждый миг, когда ворвутся полицаи и разом кончится ее жизнь. Она взглянула на ходики. Еще двадцать пять минут оставалось до взрыва. И сознание успокоилось от этой мысли. Расстреляют, замучают в подвальных застенках бывшего пивзавода, а взрыв подаст партизанам весточку о провале.

Тялтя принес узелок с едой и сел напротив Катерины за стол, вперился ей в лицо, как следует запоминая гостью. И поняла она, что выпустит он ее — только бы подольше сохранить западню для подпольщиков в этом доме. Крупней ему нужен был улов.

— Помощь моя не нужна? — спросил Тялтя. Не так уж был он глуп, чтобы пытаться выведать, куда она пойдет дальше.

Катерина опять посмотрела на часы. Еще пять минут прошло. Она спокойно встретила изучающий взгляд Лысака и сказала шепотом: