Каменные часы

Впряглась, впряглась в тяжбу. Теперь многое придется перетерпеть. Ежели потянут исследовать врачи на предмет сумасшествия, она и на это пойдет, согласится, но только чтобы и остальные попали не под исследование, но под расследование. Как же так? Ее, Катерину, которую заклинала жить, всегда жить! Аграфена с зеленоглазыми детьми, — сволочила принародно тонкогубая. Такую силу набрала словами и белым халатом!

…Ни в одном доме на деревне не горело огней. Остыла уже дорожная пыль. Собаки гремели во дворах цепями и время от времени заходились в скучном лае. Их беспокоила пожелтевшая луна, которая беспрестанно насыпала в глаза холодные длинные искры — даже сквозь прикрытые веки.

Собаки взлаивали и тоскливо подвывали друг дружке.

Старая Катерина отворила калитку и прошла в палисадник.

Сверкнули серебром окна горницы, и она подумала, что в следующий раз обязательно оставит в комнате свет, пусть хоть в ее доме будет теплиться огонь, когда повсюду уснут новые люди. К осени делаются ночи не в пример длинней.

Она вышла на крыльцо, с минуту еще постояла у двери: любила перед искусственным светом взять в себя покой темноты, ее чарующую ласку и умиротворенность, прочитать во тьме зарождение нового дня, который пробуждает и зовет жить дальше.

В большом письме об оккупации, адресованном строгим людям, конечно, Катерина не писала об этом, там скупо перечислялись одно событие за другим, да рассказывала, что знала, чем люди старой деревни помогали бить фашистскую нечисть. Но жив ли Тялтя? Кто на этот вопрос мог ответить?

Однако для того и составлено было письмо, чтобы кроме нее люди поволновались еще однажды и посмотрели, правильно ли сегодня они живут, когда прочитают о мертвом огне и зверствах фашистов.

Такой позор она приняла на себя в райбольнице!

Не приведи господь!

Та же Аграфена, разве встречала она бранью и выставляла за дверь беспомощных красноармейцев? Жизнью рисковала, и в конце концов из-за собственного страха гитлеровцы ее сожгли, словно колдунью или ведьму.

Боялись упрямого возмездия в глазах Аграфены, и еще больше боялись, потому что не понимали своими высохшими от убийств мозгами: откуда у простой русской бабы, многодетной и безоружной, такое провидение. Непостижима гитлеровцам была Аграфена, старики и дети. Потому и топили их фашисты в огне, словно в средние века инквизиторы могущественных колдунов и великих духом грамотных людей. Уничтожали в грядущем своем ужасе…

Старая Катерина притомилась стоять и села на ступеньку крыльца, мысли словно свели ночь на исход. Начинал потихоньку горизонт обозначаться. Серенький свет разъедал мглу. Всегда этим светом красное солнышко пробивало себе дорогу, и в полуденную благодать мало кто из людей вспоминал об этом.

Катерина вгляделась в даль своими слабыми глазами.

Нет, неуловим был этот свет, поглощавший тьму, не то что прямая и ясная лунная дорожка, которая поблекла уже и истаяла.

Много ли ей осталось видеть таких рассветов?

Спать совсем не хотелось с тех пор, как было отослано письмо. Но в инстанции, куда оно ушло, не догадывались, что адресат потерял сон. Там служба шла своим чередом. Пухлый конверт равнодушно зарегистрировал низший чин и положил на стол своему начальнику.

6

По берегам долгой, вытянутой чаши водохранилища мерцали множеством огоньков костры. Одни исчезали, другие вспыхивали неожиданно ярко, сильно, будто это уже начинал загораться лес.

Туристы упивались природой, оглашали песнями и криками прибрежные чащи.

Заснуть никак не удавалось, и Дягилев покуривал у маленького костерка. Дети и Люба спали как убитые, в палатке, находились окрест за ягодой, обнаружив прямо обливные поля малины и красной смородины в стороне от водохранилища, где сухие взгорки менялись сырыми впадинами и тянулся далее настоящий глухой лес, местами тронутый старыми вырубками.

Считай, километров тридцать в общей сложности отмахали.

На обратном пути, в овраге, под козырьком естественней пещеры из песчаника, они увидели целую свору одичавших собак.

Дик насторожился и смотрел вместе с ними на это диво, стоял словно вкопанный, дрожь волной прокатилась по могучему телу, вздыбился загривок и обнажились клыки.

— Так это всего-навсего собаки, — безбоязненно сказал Андрей и, подхватив камень, запустил его в стаю.

Что тут поднялось!

Большие и маленькие, породистые и дворняги — в секунду сорвались с места и стали их охватывать ровным полукольцом, отрезая от леса.

Не меньше тридцати собак было в этой стае.

Молча, без лая они приближались к людям. И это поразило Дягилева. Он не растерялся, схватил с земли обточенный водой тяжелый гладкий булыжник и острую, как копье, палку.

Но лица его Любы и детей побелели.

Дягилев коротко приказал Дику, послал на верную смерть. И пока мальчик с девочкой и жена все дальше и дальше уходили, не понимая, что ради них он, в сущности, пожертвовал овчаркой, Дик сбил добермана-вожака наземь. О добермана споткнулся мышастый дог и кубарем полетел через голову, свалив по инерции двух ощеренных дворняг.