Каменные часы

Дягилев поспешил на выручку Дику, с силой бросил наугад камень, палку и страшно закричал. И это был миг, когда вся беснующаяся свора на долю секунды оцепенела, тем самым снова признав над собой власть человека, а Дик располосовал доберману глотку и отскочил в сторону.

К вожаку кинулась вся стая во главе с мышастым догом и принялась остервенело рвать его на части.

Дягилев повернулся и пошел прочь.

Его мутило, просто выворачивало наизнанку от увиденного, и он был счастлив, что такую картину не пришлось запомнить его детям.

Не выходило из головы, что в стае были только домашние собаки, даже хромоногий рослый пудель и стремительная, словно молния, борзая…

Как? Почему они вместе очутились в лесу и больше не признавали над собой власти и покровительства человека?

Именно потому, что кончилась без покровительства и заботы сама власть?..

Дягилев все не мог забыть происшествия.

Люба, разумеется, поторопилась с выводами, сразу округлила глаза: «А ты думал как? Власти без покровительства нет даже у нас в семье. Не станешь заботиться о нас — и мы превратимся в злых, обиженных собачонок. Только из-за одного тебя! Никогда не меняй нас на вино!»

Дягилев усмехнулся, подбросил хворосту в огонь, погладил с благодарностью Дика.

Никакой провидец не мог бы угадать, что творилось сейчас у него на душе. То и дело вставал отец перед глазами — молодой и в военной форме, как бы неловко и стеснительно улыбался с фотографии сорокалетней давности.

А вот он не умел так искренне уже улыбаться, всячески сдерживал волнение на своем лице, которое потому-то и выходило на снимках окаменевшим, глаза стеклянными — без дыма и пламени.

Черт бы подрал этот отдых на природе в невольной компании восторженных туристов, очумевших от воли и воздуха!

Нет никаких сил уснуть!

Заслышались удары весел по воде. Где-то совсем рядом во тьме проплывала лодка. Дягилев поднялся, подошел к берегу. Так и есть: в заливчик входила лодка. С кормы светил рыбак фонариком на воду, а напарник сидел на веслах, греб осторожно и умело.

— Смотри как следует, Федор, — сказал гребец, и Дягилев узнал глуховатый и напористый говорок Егора Иваныча, неделю назад приходившего интересоваться хозяевами напугавшей его овчарки.

— Опять мы у этого заливчика, — засмеялся Федор, — как бы тебя, дед, снова собака не завалила. После ночной рыбалки не убежишь.

— Да съехали, верно, уже наши туристы, — спокойно ответил Егор Иваныч.

— Тем более опасайся. Собаку-то бросили. Не нужна им собака. Так, для баловства. Поиграли с ней и бросили, а тебе опять таиться…

Лодка причалила, и Федор выпрыгнул на берег. Свет от фонаря заметался по кустам. Дягилев поспешно (чтобы не подумали чего худого) отошел к своему костерку, подбросил сушняку и приладил полкотелка с водой греться на чай.

Сна не было ни в одном глазу. Да и гости (могло быть такое) не завернут ли опять по старому знакомству поговорить, обсушиться и передохнуть?

И правда, с минуту всего прошло, как управились рыбаки с лодкой, снастями, уловом и вышли к костру, поздоровались и приняли приглашение попить чайку с устатку — откуда только и вывернулось такое слово у Дягилева!

Улов оказался добрый: взяли полмешка подлещика, окуня и плотвы, пару редкостных язей и величиной с малое полешко щуку. Ловили на кружки и спиннинг.

Егор Иваныч покосился на распластавшегося у ног Дягилева Дика. Пес спокойно воспринял появление гостей.

Начинало светать. Чай вскипел. Туристы наконец угомонились. Наступила тишина. Сразу услышалась вода, шорохи леса. Посвежело.

— Вы, кажется, партизанили в этих местах? — нарушил первым молчание Дягилев, увидев, что Егор Иваныч уже напился чаю.

— Воевал, — поправил тот и прилег у костра, располагаясь поудобнее к разговору, — воевал, — повторил он в раздумье и оживился, указывая рукой на водохранилище, — ведь раньше этой красоты не было! А почти сорок лет назад, почитай на самом дне, воды еще столько не было — овраги, буераки и за ними сплошняком шли болота, и такие здесь гремели бои, не приведи господь еще раз пережить! Скрыла все вода, иначе я бы провел вас по этим местам. Где подлещиков мы с тобой брали, Федор, нашли себе наилучший клев — так, я помню, раньше находился наш базовый партизанский аэродром. Словом, туточки и принимали самолеты с Большой земли…

— Вот дед рассказывает, — Федор коснулся руки Дягилева, — так я, убей, никак себе этого представить не могу. Так сказать, вокруг водное пространство — и под ним вдруг находится аэродром… А мы таскали с него подлещиков. Не могу я понять этого. Убей, не могу. — Федор закурил и расстроенно покачал головой.

— Опять же, все — время, Федор, — заговорил мягко и ласково Егор Иваныч, — время закрывает раны земли почище воды, иначе в здешнем колхозе не продохнуть бы от железа мин и снарядов на полях и, к примеру, от тех же траншей и окопов. Целую гибель их туточки нарыли, когда вышибали из района немца и некоторые отряды у нас совершали обходной маневр.

Что говорить! Костями и кровью павших стоит эта земля… — Егор Иваныч замолчал, перебарывая волнение и нахлынувшие воспоминания, подправил веткой огонь в костре.