Это тогда впервые прозвучало –
– Но, милый мой, они бы точно не предположили, что там Алоизий, а не Алексей, тут уже ты точно сочиняешь.
– Да что я буду сочинять, ты специально, что ли? Вообще ничего не буду говорить.
Прибрался в коридоре, повесил тряпку на ведро.
– А я знаю, откуда этот «Алоисий» взялся, – вдруг говорит Маша, хотя этого не может быть: не может она знать ничего такого, что не было открыто мне, – нет, точно знаю. Помнишь, у Женьки, когда она маленькая была, лет, может, в пять, была такая книжка? Про Лиса Алоисия? Там так было:
Дальше забыла. Наверное, он раскачивается на качелях, а к нему подходит маленькая девочка и просит дать покачаться. Он не хочет ее пускать, потому что сам вроде как только начал, но он же Добрый Лис, поэтому тормозит хвостом и слезает и сам же потом качает девочку.
Помнишь?
– Совсем не помню. Кажется, ты это только что сама и сочинила, не бывает в книжках такой ерунды. И потом – Лисом-то его звали до того, как Женька родилась. А может, еще и до моего рождения.
– Да, да, конечно! Но просто мы же смеялись – Лис, вот тебе имя в книжке дали, даже похоже немножко на Алексея. Он не обижался, иногда в официальных учреждениях так и представлялся. Вот лица у всех были!.. В паспорте-то другое.
– То есть ты думаешь, что милиционер, составивший протокол, тоже читал детскую книжку? Да? А потом подумал такой: может быть, мне взять имя для подозреваемого из стишка, это же будет мило и забавно? Так?
– Ничего я не думаю, просто пытаюсь помочь тебе вспомнить, я же вижу, как мучаешься.
– Почему ты сдала меня в больницу?..
Маша отворачивается.
– Ну а как. Как иначе-то? После первой попытки суицида. А мы ведь знали, что будет вторая, и вот… Как ты хотел? Я не могла смотреть… Не могла дальше видеть.
И понимаю, что не она виновата, но все равно хочу уши заткнуть – какое право она имеет вмешиваться в мою историю, рассказывать за меня? Но снова обещаю. Я обещал, что больше такого не будет никогда.
Сели пить чай, а сегодня Маша впервые разрешает кофе – как утешение за то, что не покончил с собой, что обещал измениться, успокоиться. Раньше настаивала: мол, тонизирует нервную систему, спать не будешь, а за бессонницей последует приступ, нет, не надо. Выпей лучше чай. А я чай терпеть не могу, потому что Лис учил чай в кане делать так –
А что такое кан, впервые лет пятнадцать назад спросила Маша, а я ответил – это такой котелок, и удивился даже, что как мы прожили вместе столько лет, да и Лис был сколько, правда, она в его комнату особо не заходила, но никогда раньше не спрашивала. Даже когда мы говорили – пенка, не удивлялась, хотя наверняка себе что-то не то представляла, может быть, непрозрачную белую пенку на капучино.
1979
Можешь не мыть, он же из-под чая, вода в реке явно более грязная, чем кипяченая. Вытряхни заварку просто, да, вот сюда, в ямку, потом забросаем землей, все сгниет себе спокойно, станет почвой. Поленья пошевели немного, ага, вот так. Значит, засыпаешь чай, можешь еще травок каких, чабреца, например, немного, если есть. Не пробовал? Не беда, сейчас сам кипяток будет всем лесом пахнуть. Да не бойся соринок, иголок, ничего, только настой крепче, нажористее, чего смеешься? От чая тоже можно сытым ходить, смотря какой чай. Теперь довести до кипения, снять с крюка, оставить настаиваться. От самого запаха и проснешься, и уснешь – он тебя ловит, чувствует. Усталому поможет отдохнуть, расслабиться, вот, чувствуешь, как судорога в ноге уходит? Он даже сердце может лечить.
Что с сердцем?
А это врожденное, недостаточность.
Я в любой момент могу умереть, поэтому всегда ношу вот эту черную книжечку в кармане – там я пишу всякие записки, ну, о важных мне людях.
Там и о тебе сейчас есть.
– А можно мне посмотреть?
– Прочитаешь, если умру. Нет, сейчас нельзя. И потом, эти записочки ведь не остаются неизменными, я меняюсь, приходят какие-то новые мысли, люди тоже меняются.