Камни вместо сердец

— Нет, слава небесам! Он мой сосед. Недавно я слышал через стену, как он молится.

— Ну, мы не вправе осуждать его веру…

— Я осуждаю его преданность этому Дирику. Этот молодчик полагает, что солнце восстает из зада его господина.

— Да. Истинно сказано, что верный слуга в итоге сделается верным ослом.

Барак пристально посмотрел на меня:

— С тобой все в порядке? Ты вошел ко мне каким-то испуганным.

— Мне показалось, что я слышал чьи-то шаги за моей спиной. Должно быть, я ошибся. — Я заставил себя усмехнуться. — Здесь нет ни угла, ни парней.

— Мы до сих пор не знаем, кто натравил их на тебя. Как, по-твоему, Хоббей не мог этого сделать?

— Не знаю. При всей своей вежливости он — человек жесткий, — покачал я головой. — Однако у него не было времени подучивать кого-нибудь.

— А как Хью Кертис? Как он тебе понравился?

— Выглядит он хорошо. Я только что отобедал с семьей. Думаю, что он охотно записался бы в армию.

Джек приподнял брови:

— Чтобы отдуваться за меня. И когда мы вернемся домой?

— В пятницу нам придется ехать в Портсмут, чтобы встретиться с феодарием Приддисом. Там и посмотрим.

— В пятницу? Вот дерьмо, а я думал, что в пятницу мы будем уже ехать обратно!

— Я знаю. Слушай, я хочу, чтобы завтра ты помог мне снять показания… расскажешь мне свое мнение об этих людях. И попытайся подружиться со слугами, интересно знать, что они могут рассказать. Но ненавязчиво… да ты сам знаешь как!

— Может, и не получится. Фальстоу велел мне не входить в дом, если не позовут. Надменный тип. Я тут немного прошелся по имению, поздоровался с парой садовников, однако получил в ответ лишь пару мрачных кивков. Хэмпширские свиньи!

Я на мгновение задумался, а потом заговорил снова:

— Эта семья…

— Что?

— Они пытаются что-то скрыть, и я это чувствую. Как мне кажется, они сердиты и испуганы. Причем все.

— Чего же они боятся?

Я глубоко вздохнул:

— Меня. А также, на мой взгляд, и друг друга.

Глава 18

Вернувшись в дом, я потратил пару часов, изучая бухгалтерские книги Хоббея. Он предоставил мне свои отчеты, начиная с 1539 года — того самого, когда все они перебрались в Хойленд. Записи были сделаны аккуратным и четким почерком, который, как я догадался, принадлежал Фальстоу. За последние шесть лет было срублено много леса, и платежи в итоге составили круглую сумму. Расчеты по земле Хью производились в отдельных документах, и количество срубленной древесины — дуба, бука и вяза вместе с полученными деньгами — учитывалось тоже отдельно. Однако мне было прекрасно известно, что даже столь ясные отчеты могут оказаться полными ложных цифр. Вспомнилась старинная поговорка: хорошо ловится рыбка в мутной воде. Посидев недолго, я принялся обдумывать трапезу — то жуткое напряжение, что царило сегодня за столом. Я ощущал, что здесь творится нечто очень недоброе, куда худшее, чем извлечение дохода из земель подопечного.

Наконец я отправился в постель и крепко заснул. А перед самым пробуждением мне приснилась Джоан, встречающая меня в дверях дома в холодную темную ночь со словами о том, как долго я отсутствовал у родного очага. Выбравшись из постели, я сел и погрузился в задумчивость. Тут меня осенило, что если мы не поедем в Портсмут до пятницы, то вместо того, чтобы посещать Рольфсвуд на обратном пути, под каким-нибудь предлогом отослав Барака вперед, я получу возможность съездить в Сассекс, пока мы еще находимся здесь. Мне предстояло преодолеть, быть может, пятнадцать миль: значит, придется заночевать, чтобы дать отдых коню.

Снаружи донеслись молодые голоса. Открыв окно, я выглянул наружу. На некотором расстоянии — как я понял, равном предписанным законом двум сотням и двадцатью ярдам — Хью и Дэвид пускали стрелы в мишень. Я проводил взглядом стрелу, пущенную Кертисом. Просвистев в воздухе, она вонзилась точно в середину мишени. Он стрелял столь же быстро и аккуратно, как люди Ликона.

Предписанные Гаем утренние упражнения были бы благотворны для моей спины, однако мне предстояло много дел. Посему я облачился в свою сержантскую мантию и спустился вниз. Мне было в ней неуютно: утро снова выдалось жарким и влажным.

В большом зале никого не было, однако, услышав доносящийся издалека голос Барака, я по звуку пришел в просторную кухню, где они с Фиверйиром, сидя за столом, завтракали хлебом и сыром, переговариваясь между собой с куда большим дружелюбием, чем мне приводилось слышать прежде. Старая Урсула стояла возле большой печи, и ее узкое лицо покрывали капли пота. Ламкин, любимец Абигайль Хоббей, клянчил у ног Фиверйира очередной кусочек сыра. Заметив меня, он завилял хвостом, как бы пытаясь сказать: смотри, какой я везучий парень!

— За Тамасин присматривает хорошая женщина, — говорил Джек Сэму, — но я все равно беспокоюсь. Вечно представляю ее в саду за прополкой, когда надо сидеть дома.

— А я не знал, что ты женат. Думал, что ты — обычный гуляка, — удивился его собеседник.

— С этим теперь покончено… А, доброе утро! — воскликнул мой помощник, увидев меня. Фиверйир поднялся на ноги и коротко поклонился.

— Итак, ты не стал будить меня, — проговорил я, присоединяясь к ним.