КамТугеза

«Небо… Какое же оно бездонно‑прекрасное… Что там за ним? Как мы можем понять замысел творца, если нашей куцей фантазии не хватает даже представить, что такое бесконечность. Да нам до понимания Бога дальше, чем муравью… – Тихон, улыбаясь, посмотрел на руку, по которой бежал маленький черный муравей. – Этот, по крайней мере, делает свое дело и не сомневается. Может, он все лучше нас понимает. А мы возомнили себя сапиенсами, а такое вытворяем…»

На вчерашний митинг Тихон приехал, чтобы посмотреть на племянницу. Слушая выступление Лизы, он думал, что, наверное, вот так же эмоционально и настойчиво больше ста лет назад призывала рабочих к борьбе за свои права ее прабабка на подмосковных ткацких фабриках.

«Почему борьба с несправедливостью так часто заканчивается  обычным погромом и банальным грабежом? Как только человек начинает сам судить, где добро и где зло, получается сплошная путаница. А как все хорошо начиналось… И зачем Еве было есть эти яблоки? Она‑то что, собственно, хотела узнать, вкусив в раю плодов с древа познания? Вот и узнала, каким трудом хлебушек достается… Ой, боже, прости за мысли ненужные и бестолковые!»

Тихон встал с травы. Отряхнул одежду и, перекрестившись, продолжил свой путь.

По дороге он вспомнил возникшее вчера чувство стыда и бессилия, когда увидел, как на митинге люди быстро теряли те качества, которые и отличают их от зверей. То, что тысячелетиями с культурой и религией пытались вытравить из человека, мгновенно выскочило наружу. Наверное, то, что складывалось миллионы лет, уже не изменить.

Вот и не получается никакого общества справедливости, потому что за красивыми призывами вождей, прячется обычное тщеславие и жажда власти. А за надеждой людей на эту самую справедливость, часто скрывается  зависть и желание отнять домик у соседа… вместе с молодой женой‑красавицей.

«Может, правы коллеги‑даосисты со своим принципом недеяния? Лучшая добродетель – это плыть по течению, так как попытки что‑то изменить, мало того, что бесполезны, но и являются причиной несчастий и для отдельного человека, и для государства. Вот и Лев Николаевич так считал… А как же идея, что без дел вера мертва? Да… Вот только, пытаясь делом доказать свою веру, Авраам возложил под нож на жертвенник своего сына Исаака. Разве не под знаменами веры совершилось столько преступлений? И всякий раз новые праведники называли свою веру единственно правильной. Люди, которые громили церкви, разве сомневались в истинности своей новой веры? А вот Нонна Викторовна, ветеринарный врач и глава сельсовета, неверующая. И никогда не надеялась переделать человека».

Тихон вспомнил один разговор. Они сидели вечером перед сельсоветом: обычным деревянным зеленым домом, каких в деревне больше половины. Отсюда улица спускалась к реке. И слышно было, как шумят и веселятся дети, купаясь в холодной воде. Он приходил попросить немного денег, но так и не решился. Дожидаясь окончания приема деревенских жителей, он час просидел у неё в кабинете. Почти каждый приходил просить денег: кто на крышу, кто на лечение, кто на учебу. И почти всем приходилось отказывать.

– Знаете батюшка, что я сейчас подумала, – погревшись на солнышке, спросила уставшая Нонна Викторовна. – Когда народу хорошо – банкирам смерть. Ведь тогда не пойдут к ним за кредитами. А банку без кредита, что щуке без пескаря. Вот в России всегда – только люди жить более‑менее начинают, так жди войны, революции или эпидемии какой…

Потом она встала, чуть отошла от крыльца к хлипкому штакетнику и, глядя на деревенскую улицу, продолжила:

– А судя по всему, хорошо уже мы не заживем, пролетели мы точку невозврата и не заметили… Растворимся, как сахар в чашке чая. А потом перепишут книжки, и как не было России. Только если чудо какое нас спасет, – Тихон хорошо запомнил как она повернулась к нему, мягко улыбнулась и добавила: – Так что молитесь за нас получше, батюшка… А мы и дальше свой крест нести будем. А там… может и воздастся.

Тихон был уверен, что бог милостив. И когда кажется, что света впереди уже нет, то что‑то происходит.

Он хорошо почувствовал тот момент, когда почти дойдя до наивысшего накала, бунт вдруг стих и что‑то на вчерашнем митинге изменилась. Это было видно по лицам людей, хорошо читалось в их глазах. Перемена произошла еще до приезда армейских подразделений. Мятеж самоликвидировался. Люди остановились. Может быть, они смогли заглянуть в бездну, в которую летели, и ужаснулись? Успели зацепиться за что‑то и не сорваться. Когда армия заняла площадь, ей почти не пришлось ничего делать. Люди, стыдливо опуская глаза и боясь смотреть друг на друга, в ужасе от того, что они вытворяли полчаса назад, быстро разошлись по домам. Куда‑то исчезли и провокаторы.

«Уж точно Россия под Покровом Богородицы, если столько бед пережила».