Кангасейро

— Каратель, Домисио, это зверь, даже убитый, он еще кусается. — Потом ушел спать в шалаш под умбузейро, и я услышал его храп. Тогда же я понял, какая жизнь меня ожидает. Вокруг стоял стон ночных тварей, а мне мерещилось размозженное лицо мертвого сержанта с золотым зубом. Образ святого, потрясавший раньше мою душу, не являлся мне больше. Верно, Бентиньо, сила Апарисио над людьми очень велика. Я говорю тебе сущую правду. Лучше с ним не встречаться, встретишься — не выпустит.

Домисио умолк. Негритянка из грота у водопада пела псалом. Темная ночь поглотила мир. И только пение девушки напоминало о существовании человека в этом безлюдном углу.

— Старуха ждет нас. Упаси бог, если она узнает о нашей жизни.

— Она все знает, Домисио. Мать считает Апарисио сыном дьявола!

VII

Синья Жозефина знала, что своими заботами вернула сына к жизни, и не могла нарадоваться на него. Домисио совершил чудо и заставил вновь расцвести ее душу.

Так шли дни за днями, и вот однажды в дверь опять постучался капитан Кустодио.

— Сеньора Жозефина, — обратился он к старухе, — прежде всего я должен поздравить вас с выздоровлением сына. Парень прямо воскрес. Вот что значит забота матери! Но меня привело сюда поручение вашего сына Апарисио братьям. Ко мне заходил гуртовщик Морено, и от него я узнал о приказе вашим сыновьям. — Но, так как ни Домисио, ни Бентиньо не было дома, он все рассказал матери.

— Я полагаю, сеньора Жозефина может сообщить сыновьям, что капитан Апарисио ушел через Серрас дас Руссас в Сеара, там объявился новый чудотворец. Апарисио хочет, чтобы Домисио вернулся в отряд — гуртовщик говорил о двух месяцах — к посту.

Передав поручение, капитан опять заговорил о своих горестях:

— Сеньора Жозефина, правительство нашего штата своей политикой только подливает масла в огонь. Ходят слухи, что кто-то из «больших» людей готовится сбросить это правительство. Но для Касуса Леутерио это не имеет никакого значения. Он будет командовать этим «большим» человеком, как командует другими. Мой дорогой мальчик в могиле, рядом с матерью, а я здесь рассказываю истории. Морено говорил мне о Зеленой Кобре из отряда вашего сына Апарисио. Шестнадцатилетний мальчишка взялся за оружие, чтобы отомстить за отца. И действительно отомстил. А я, Кустодио дос Сантос, владелец фазенды Рокейра, — просто старая кляча.

Синья Жозефина перевела разговор на другое. Она хотела подробнее расспросить о новом чудотворце:

— Это не тот ли, что был в Педра-Бонита, капитан?

— Дорогая сеньора, по правде, я и сам толком ничего не знаю. Слышал только, что паломники стекаются к чудотворцу в Сеара. Говорят, что он не ест, не пьет, подымает калек и что его молитвы имеют большую силу. У меня работают два метиса из Вила-Бела, они называют себя Терто и Жермано, парни уже сообщили мне о своем уходе в Сеара. Жермано все молчит, даже «здравствуйте» не скажет, солдаты убили его отца за то, что он дал приют вашему сыну Апарисио. Эти парни мне очень помогают по хозяйству, и я огорчен, что они покидают меня. Уходят в Сеара, к святому. Но такова уж жизнь в нашем сертане, синья Жозефина: терпим произвол правительства, молимся со святыми и мстим с кангасейро. Но я уже рассказывал вам: сын мой в могиле, с матерью, там у вершины горы. Убийцам моего мальчика покровительствует Касуса Леутерио. А я только говорю об этом. Но настанет день, и господь вспомнит о моем несчастье, явится человек, который смоет позор с моего лица, раз у меня самого не хватает на это сил.

Синья Жозефина почти не слышала слов капитана. Из головы не выходил наказ Апарисио. Она хорошо знала, что Домисио скоро должен вернуться в каатингу, и эта мысль не давала ей покоя. Попрощавшись, капитан ушел, и она осталась одна. Солнце садилось за горами. Вечер был тихий — деревья не шелохнутся, слышалось только пение птиц. Синья Жозефина взяла мотыгу и вышла в огород. Но она лишь делала вид, что работает, ее не покидала мысль о скорой разлуке с сыном. Он был опять здоров и казался ей прежним Домисио из Аратикума. Однажды в лунную и звездную ночь она даже слышала, как он пел свои песни. Она вслушивалась в его голос… Нет, это был голос не убийцы, не грабителя. Его пение радовало сердце матери. Он стал здоровым, сильным, и этого добилась она.

Согнувшись, старуха рыхлила землю. Коентро, лимонная трава, мальва, выхоженные ее руками, были такие же, как в Аратикуме. Гвоздика вечером распускалась, и теплый ветерок разносил ее благоухание. Но сердце старой матери снова сжалось — в дом возвращался Апарисио. Она оставила работу, села на табурет перед домом и осмотрелась. Пташки торопились в свои гнезда, печально стонала, точно безутешная мать, так, что брало за душу, горлинка, свившая свое гнездо на крыше хижины. И старой Жозефине казалось, что птица мучается, как и она. В дом вернулся Апарисио! Это — кара господня!