Сегодня я воспользовался такси. Ехал на заднем сиденье, откинувшись на спинку, и смотрел в окно на свой родной город. На людей, мимо которых мы проезжали. Думал о том, счастливы ли они. Задаются ли таким вопросом вообще. И слушал в наушниках свою новую песню. Это был первый сингл, записанный в сотрудничестве с лейблом «Энджелс саундс», и мне было важно услышать его ушами слушателя — изнутри. Скоро кто-то вот так же будет ехать в авто и слушать в наушниках этот голос и эти слова. Понравится ли ему? Захочется ли послушать еще раз? Почувствует ли он что-то?
Песня была очень личной. Написанной в тот злополучный день.
Я больше не вспоминал об этом. Старался, во всяком случае. Ни через день, когда Франческа вычистила мою комнату от резкого запаха духов Энн, ни когда записывал эту песню. Но сейчас не мог не думать.
Светофор меняет цвет на зеленый, и мы трогаемся с места. Жизнь не стоит на месте, как ни крути. И красный, тормозящий свет не может быть вечным. Всё меняется. Остаются воспоминания. И песни.
Я грустно усмехаюсь. Мы едем дальше, и голос продолжает звучать.
Это мой голос. И он не врет. Я действительно перестал думать об этом.
— Кажется, это здесь? — поворачивая на дорожку, ведущую к моему дому, и замедляя ход, интересуется водитель.
Я рассеянно киваю и достаю бумажник.
— Сколько?
Дома никого нет. Мои шаги по гулкой лестнице раздаются в этой тишине гулким эхо.
Я загружаю ноут, за это время успеваю принять душ. А по возвращении вижу мигающий значок на экране — сообщение.
От Найла. И ссылка.
Щелкаю, не задумываясь. И застываю, так как название видео в Ютуб на незнакомом языке. Но я догадываюсь, что это за язык. И, хотя я совершенно не понимаю, о чем они говорят, смотрю программу до конца. Мне ясно одно: говорят обо мне. Я слышу свое имя, вижу на больших экранах в студии фотографии. И вижу в студии Энн. Она что-то говорит. Знать бы, что.
Давно это было?
Досмотрев до конца, набираю Найлу:
Ответа нет минут десять. В это время я промотками еще раз просматриваю ток-шоу, останавливаясь на тех моментах, где говорит Энн. Пытаюсь понять по ее лицу, хорошее она говорит или нет. Изменилась ли? И все эти два с половиной месяца усиленной борьбы над собой летят в тар-тарары.
Я ничего не забыл.
Я не знаю, как скоро мне ждать перевод, поэтому оставшееся до сна время занимаю себя как могу — включаю боевик, гашу свет. Но переключиться не получается.
Когда герои проникают в банк под видом клиентов, напялив парики и полностью изменив свою внешность, я вспоминаю, как то же делали мы. Однажды днем, дабы мирно прогуляться по центру Лондона и не попасть под любопытные взгляды взяли в аренду парики. Энн выбрала длинные светлые волосы, но ее всё равно можно было узнать, поэтому в дополнение ко всему была еще шляпа, длинное аляповатое платье свободного кроя и солнцезащитные очки в роговой оправе.
— Что за уродство? — фыркнула она, глядя на себя в зеркало.
— Прикольно, — я приподнял прядь волос вверх, поднес к своим губам как усы и изобразил рожицу.
Энн засмеялась. Я выглядел не лучше. Эдакий рокер из семидесятых: русые кучерявые волосы до плеч, клетчатый костюм с брюками-клеш безумного желтого цвета. В жизни я привык одеваться куда скромнее.
— По-моему, мы перестарались. Мы так еще больше будем привлекать внимание, — поделилась своими опасениями она.
— Ты думаешь?
— Проверим?
Это было смешно. На нас и правда косились, но не узнавали. Попросили даже сфотографироваться. Но не как с медийными лицами, а как с городскими сумасшедшими. Я же настолько вошел в роль, что на ломаном английском с чудовищным акцентом говорил, что не понимаю, о чем они.
Погулять толком не удалось. Мы продержались часа полтора, не больше. Слишком жарко оказалось в этом обмундировании.
Отвлекшись на воспоминания, я упустил сюжет фильма и выключил, не досмотрев до конца. Настроение снова испортилось.
А утром меня ждало новое сообщение. Найл прислал дублированное видео, сообщив, что подруга Рут и ее бойфренд старались для меня всю ночь, так что теперь я должен им два билета на свой концерт.