Кант. Биография

По всем этим рассказам видно, что Кант очень постарел и слабость начала серьезно мешать его лекционной деятельности. Слушатели, присутствовавшие всего на одной-двух лекциях и видевшие в Канте одного из самых известных авторов Германии, склонны были не замечать некоторых проблем. Кёнигсбергские студенты были не столь благосклонны. Ройш, начавший свое обучение в Кёнигсбергском университете в 1793 году, утверждает, что «его голос был слаб, и он запутался в своей лекции и стал изъясняться туманно». Когда один студент не смог преодолеть скуку «и обозначил это долгим зевком, Кант встревожился и рассердился, сказав, что если тот не может перестать зевать, то должен, по крайней мере, придерживаться хороших манер и прикрыть рот рукой»[1395]. Amanuensis Канта позаботился о том, чтобы этот ученик отправился на задние ряды аудитории. Скука составляла особенную проблему на лекциях по метафизике и логике. Лекции по физической географии и антропологии, по-видимому, были более оживленными. «Они были ясными и понятными, даже весьма остроумными и занимательными»[1396]. Один из учеников Канта сообщал, что тот часто начинал свои лекции со слов, что читает лекции не для гениев (Genies), поскольку они найдут собственный путь, и не для глупых, поскольку они не стоят усилий, а для тех, кто находится посередине, кто стремится получить образование для будущей профессии[1397].

В 1788 году Кант преподавал по тринадцать часов: логику (с восемьюдесятью студентами), естественное право (двенадцать студентов), физическую географию и «экзаменаторий» по логике (с десятью студентами)[1398]. В том же году Пёршке, читавший лекции по эстетике по Эберхарду и по метафизике по Ульриху, объявил также о начале курса по кантовской «Критике чистого разума»[1399]. В летнем семестре 1789 года Кант впервые читал лекции всего по девять часов в неделю, и с тех пор никогда не читал больше. Одной из причин, почему преподавательские часы пришлось сократить, были его здоровье и преклонный возраст. В шестьдесят пять лет Кант обнаружил, что может писать только утром, а вечером слишком устает. Теперь он мог работать лишь «два-три часа утром», и каждый час преподавания отнимал час от письма. В самом деле, в конце 1789 года Кант заметил «внезапный переворот (Revolution)» в своем здоровье. Он все еще чувствовал себя достаточно хорошо, но «расположенность к интеллектуальному труду, даже к чтению лекций претерпела большое изменение»[1400]. В 1789–1790 годах он читал лекции по метафизике только сорока студентам, но большую часть последующих лет он все еще читал публичные лекции по логике и метафизике для 50–80 студентов.

Учитывая угасание Канта, едва ли удивительно, что в это время он оказывал все меньше влияния на кёнигсбергских студентов[1401]. Ранее в преподавании философии существовало определенное равновесие. Более «практический» и эмпирицистский подход Крауса и теоретический и абстрактный стиль Канта прекрасно дополняли друг друга. Но теперь «учение Крауса, бесспорно, приобрело больший вес и репутацию в преподавании»[1402]. К этому времени Краус выставил добродетелью свою неспособность писать и открыто заявил, что его цель – «пережить [свою смерть] не в мертвых книгах, а посредством людей, которые обязаны мне своим образованием»[1403]. Хотя многие все еще приезжали из-за пределов Кёнигсберга, чтобы увидеть Канта, но дома его имя сияло уже не так ярко. Некоторые, недовольные успехом Канта, теперь даже осмеливались более открыто говорить о его недостатках.

Тем не менее Кант все еще был самым известным философом Альбертины, и к нему приходили учиться. Одним из наиболее важных его учеников в этот период был Иоганн Готфрид Карл Кизеветтер, которого осенью 1788 года отправил в Кёнигсберг сам Фридрих Вильгельм II, чтобы тот «извлек пользу из устных наставлений Канта»[1404]. Король поддержал его 300 талерами. В то время Кант не только читал постоянные лекции, но и давал частные занятия, где избранные ученики могли обсуждать с ним философские вопросы. Кизеветтер оставался там до 1789 года, а в 1790 году вернулся еще на три месяца. Кизеветтер обожал Канта, часто называя его своим «вторым отцом»[1405]. Начиная с «Очерка чистой всеобщей логики согласно кантовским основоположениям» (Grundriss einer reinen allgemeinen Logik nach Kantischen Grundsätzen, 1791), он стал пылким популяризатором философии Канта.

Канта не просто посещали с визитами; он также получал рукописи от многообещающих молодых философов, писавших о его философии. Так, 26 мая 1789 года он написал Герцу, который прислал ему рукопись Соломона Маймона: