Кант. Биография

Что же произошло? В это время приехал Шульц.

Один из студентов Шульца признавался: «Этот невероятно образованный человек заставил меня взглянуть на богословие с другой стороны, он привнес в него столько философии, что впору было поверить, что Христос и все его апостолы учились в Галле у Вольфа»[246]. Таким образом, когда Шульц возглавил фракцию пиетистов в Кёнигсберге, значение философии Вольфа вновь возросло. Вольфианцы в Кёнигсберге могли вздохнуть свободнее. Фактически Шульц продвигал философию Вольфа, покуда ее сторонники придерживались основных истин христианства, как он их понимал, а так как большинство вольфианцев были далеко не атеистами, между вольфианцами и пиетистами установилось перемирие.

Все это не означало возвращения свободной философской дискуссии, какой ее застал Готшед, когда учился в Кёнигсберге. Апостолы, быть может, и говорили словами Вольфа, но все же они оставались апостолами, понятыми в пиетистском ключе. И. Г. Бок писал в 1736 году Готшеду: «Наша академия совсем не похожа на ту, какой ее оставил мой брат, могу только отметить, что я вот уже полтора года как не могу собрать collegium poeticum»[247]. Поэзия, театр и другие нерелигиозные занятия все еще считались легкомысленными, мирскими, «от дьявола», и потому им активно препятствовали. Все усилия должны были вести к процветанию души в соответствии с пиетистскими принципами. Философия Вольфа считалась в этом смысле полезной, и поэтому к ней могли относиться терпимо, но только до тех пор, пока она поддерживала взгляды пиетистов. Кёлестен Христиан Флотвел (1711–1759), преподаватель немецкой риторики и еще один друг Готшеда в Кёнигсберге, писал 2 апреля 1739 года: «Факультет богословия в исступлении – в такое время испанская инквизиция мягче, чем он»[248].

Ортодоксальная фракция в Кёнигсберге не способствовала улучшению ситуации, поскольку делала все, что могла, чтобы дискредитировать пиетистов. В одном странном инциденте, больше напоминавшем Средние века, чем Просвещение, ортодоксальная фракция попыталась опорочить Даниеля Сальтениуса (1701–1750), одного из самых известных пиетистов, обвинив его в том, что он вступил в союз с дьяволом, – и попыталась не совсем без оснований. Сальтениус, подростком живший в Швеции, и в самом деле собственной кровью написал письмо дьяволу, пообещав тому свое тело и душу в обмен на кошелек, в котором никогда не закончатся деньги. Он положил письмо под дуб, но оно так и не достигло адресата. Вместо этого его подобрал фермер, который тут же уведомил власти. Сальтениуса осудили и вынесли ему смертный приговор, который потом заменили на месяц тюрьмы. Посчитав разумным покинуть Швецию, Сальтениус отправился в Германию. После учебы, обратившись в Галле в пиетизм, он стал надзирателем сначала в кёнигсбергском приюте для сирот, потом во Фридерициануме, и в конце концов, в 1732 году – экстраординарным профессором логики и метафизики. Ортодоксальные проповедники не считали ниже своего достоинства донести о грехе юности Сальтениуса, уведомив короля в 1737 году о его сделке с дьяволом. Хотя им и не удалось его убрать, нетрудно представить, какую сенсацию это произвело в Кёнигсберге[249]. Флотвел как вольфианец, стоявший на стороне ортодоксов, с отвращением сообщал Готшеду: «Наш богословский факультет состоит из людей, кто либо неоднократно лжесвидетельствовал, как доктор Шульц, либо глуп, как доктор Кипке, либо тщеславен и завистлив, как доктор Арнольдт, либо стал другом самого дьявола…»[250]

Примерно такой была ситуация в Кёнигсбергском университете, когда в 1740 году туда поступил Кант. Хотя Фридрих II пообещал перемены, они происходили не быстро. По-прежнему было очень важно выбрать верные предметы и верных преподавателей, особенно тем, кто собирался изучать богословие, – а правильными преподавателями по-прежнему были пиетисты или те, кто был к ним достаточно близок. Кант, вероятно, знал об этом с самого начала, а если и нет, то мог узнать во время следующего события, о котором рассказывает Гейльсберг: