Самая первая проблема, встающая перед тем, кто хочет интерпретировать «Критику чистого разума», такова: на какие, собственно, вопросы пытается ответить эта работа? В предисловии к первому изданию Кант написал: «В этом исследовании я особенно постарался быть обстоятельным и смею утверждать, что нет ни одной метафизической задачи, которая бы не была здесь разрешена или для решения которой не был бы дан здесь по крайней мере ключ» (том 3, с. 12). Хотя это высказывание отражает масштабность поставленной цели и во многом правильно характеризует ее достижение, все же следует признать, что Кантом двигали более специальные интересы. Взглянув на аргументацию Канта в историческом контексте, мы легко выделим несколько наиболее важных из интересовавших его проблем. Первой из них, безусловно, является проблема объективного знания, впервые выдвинутая Декартом. По Декарту, я многое знаю о самом себе, и эти знания можно принять с уверенностью. В частности, нет смысла сомневаться в том, что я существую. Сам факт сомнения подтверждает то, в чем я сомневаюсь:
5. Первое издание «Критики чистого разума»
Правда, что, как бы скептически я ни относился к миру, я не могу распространить свой скептицизм на субъективную сферу (сферу сознания): я немедленно оказываюсь убежден в существовании моих собственных умственных построений. Однако я не знаю достоверно, что собой представляю или, по крайней мере, где находится это «я», которому они принадлежат. Это следует аргументировать, что так и не было сделано.
Каков характер этого непосредственного и достоверного знания? Отличительная черта моих умственных построений в определенный момент в том, что онй таковы, какими кажутся мне, а кажутся такими, каковы они есть. В субъектной сфере «быть» и «казаться» сливаются в одно. В сфере объективной они разделены. Мир объективен потому, что он может быть не таким, каким он мне кажется. Итак, истинный вопрос об объективности знания должен быть сформулирован так: каким образом я могу познать мир таким, каков он есть? Я могу знать мир таким, каким он мне
Из непосредственных предшественников Канта двое дали достаточно убедительные ответы на вопрос об объективности познания, вызвавшие у интеллектуалов интерес к этой проблеме. Это были Г. В. Лейбниц (1646–1716) и Дэвид Юм (1711–1776). Первый утверждал, что объективное познание мира, независимое от точки зрения познающего, возможно. Второй же настаивал (или по крайней мере современникам казалось, что настаивал), что объективно мы не может познать ничего.
Лейбниц стал отцом-основателем прусской академической философии. Его учение, сохранившееся в записках и неопубликованных фрагментах, собрал и систематизировал Христиан Вольф (1679–1754), а расширил ученик Вольфа, бывший пиетист, А. Г. Баумгартен (1714–1762). Еще в годы юности Канта учение Лейбница подвергалось цензуре, ибо его упование на разум считали реальной угрозой вере, а уж во времена Вольфа его и вовсе запрещали преподавать. Однако во времена Фридриха Великого учение было реабилитировано и сделалось официальной метафизикой немецкого Просвещения. Кант с уважением относился к этому официальному признанию и до конца своих дней широко использовал в лекциях работы Баумгартена. Однако скептицизм Юма оказал на него не меньшее влияние, поставив вопросы, которые, как чувствовал Кант, можно разрешить, только отбросив систему Лейбница. Эти вопросы, а. именно вопросы причинности и априорного знания (то есть знания, не основанного на опыте), в сочетании с проблемой объективности и составили особый предмет первой «Критики».