Канун

где Время крючит спину,

я покажу тебе того,

кто застрелил мне сына…

кивнул в ответ, и мы пошли –

я и мой женский пращур,

из дома, где Времён отшиб,

в саму Лесную чащу.

я понимал, что это сон,

проснуться неспособный;

где не проедет колесо,

в глуши вели нас тропы,

а ночь по-летнему густа,

но Лес прохладой веет,

и под ногами, на кустах

жучки горят и феи.

– нас поведёт собачий нос, –

взглянув, сказала бабка, –

и тут же между крон, из звёзд,

вперёд пошла Собака;

– нас поведёт с тобою Крыс, –

из звёзд хвостом махнувший,

с небес к земле в полёте вниз

повёл нас в край заглушный;

– нас поведёт и Богомол, –

и он возник из точек,

на небе, где кудряшки сплёл

Лесной незримый зодчий;

– нас поведёт с тобою Кот, –

но не из звёзд, как раньше,

живой залез на небосвод,

явился, в дым раскрашен.

– нас поведёт с тобой Петух, –

в глуши: живой и красный,

где Август ублажает слух,

поёт медовый Праздник.

новопреставленный Июль

набух, в меду замочен;

на алтаре, готовый Культ

принять, лежит у Ночи.

а тут над алтарём возник

из россыпи созвездий

одушевлённый контур, лик

угрюмой Дамы Крести.

– нас дальше поведёт она,

где ветер дует в парус;

увидишь – полночь будет над,

когда наступит Август.

и мы спустились в темноте

травы колючей между,

где уже лодка на воде

ждала в кустах прибрежных;

река похожа на ручей,

с кувшинками и тиной;

ведёт она в прохлады чернь –

а там ни зги не видно…

…я раньше не держал весло

и грёб движением грубым,

а бабка на меня без слов

глядела, поджав губы;

– Ночь петуха прервёт полёт, –

сказала вдруг, – а в чаще

под полночь Август запоёт

и Пугало прискачет.

Июль горел, осталась треть,

над чащей плавал, сварен;

вдруг кто-то начинает петь –

в Лесу, как будто парень,

но голос звонок и высок –

прошил лесные стены,

а я к нему спиной, не мог

увидеть, кто же тенор;

и вот он слева, виден весь:

цветочный, белоснежный…

на берегу стоит Певец

и песнь поёт Надежды.

в рудбекий золотых шарах,

что в солнечных помпонах,

с калёной песней на устах,

холодный голос – в кронах…

рыжеволос он и кудряв,

по плечи длинный локон,

и борода в цветочный шарф

течёт густым потоком;

и ощущение того,

что тот, за ширмой леса,

поёт, невидим, каждый год –

вблизи сейчас, о, месяц…

ты будто раскопал сверчка,

твой взгляд, сплошной, как зрение,

навис над ним, как облака,

и зришь звукорождение;

но песня Августа – вино…

жжёт серебром холодным;

на голове несёт венок

в пастель цветов безродных,

и так он пел, как разве бог:

и нежный глас, и громкий,

что я наслушаться не мог,

застыли рядом в лодке…

и можно всё ещё успеть,

и сердце может верить,

невинна смерть, не будет смерть!

о, Август, неужели…

Лесной звенит от пенья дом;

всё выше, светлый, крепок! –

и завершает верхним До…

Июль летит на небо к…

развеян прах, нет никого

уже на певчем месте…

за полночь. Август. высоко

мигает Дама Крести…

– гляди, – вернула в явный сон,

меня окликнув, бабка, –

сейчас сюда прискачет он…

мне снова стало зябко;

– он мчит за ней Лесной тропой, –

и, перст кривой поднявши,

макнула в темень над водой,

да в звёзды, неба дальше;

и правда, скоро, у воды,

Наездника заметил;

ни старым был, ни молодым…

на лошади скелете…

черты знакомы, знать горазд,

гляжу на бабку:

– стойте… так это пугало у вас

висит на огороде!

что оно делает в Лесу,

куда за полночь скачет?

как живы – жерди рвань несут,

на этой мёртвой кляче…

– он человеком был рождён…

забыл людские песни;

теперь глядит на небосклон,

бежит за Дамой Крести…

в ту ночь крутил он барабан,

где спит могил долина,

где сын пропал и каждый пьян–

он застрелил мне сына…, –

и проводила Седока

тяжёлым взглядом долгим;

пока он прочь не ускакал,

не шевелилась в лодке,

а после оглянулась: резь

в глазах от её взгляда;

– он – житель дома 26,

там проживал когда-то…

его сгубил азарт… клянёт

себя за неудачу;

но помещён на огород,

и долг его оплачен,

и что положат на весы,

где куш сорвали честно?

пусть не в любви, так чей-то сын

него погибнет вместо?..

мы плыли долго… а река

стеклом шуршала чистым,

темна, как то, что с языка

людей срывает Мысли…

и вдруг петух взлетел на жердь –

на куст в прибрежный бархат,

и начал, дребезжа, хрипеть –

согнулся зоб, как арфа,

и Время, мёртвая звезда,

помчалось прочь по склону;

я вижу бабкины глаза,

а дальше что – не помню…

*

проснулся… свет – как сотни ламп,

и день ушёл за полдень;

я в доме, что снимаю… сам

сюда явился вроде…

но сладко двигаюсь едва,

лежу, уставший жутко,

что в яме сгнивший в холода,

листвой укрытый жухлой.

как будто выросли грибы

на мне и мох вонючий;

а то, что было – словно быль…

не знаю… странный случай…

каких фантазий колорит…

одно я понял тут же:

не стоит с кем попало пить

из незнакомых кружек;

но даже если это сон

и пьяное блуждание –

заросший дом стоит весом

теперь в его молчании…

а бабка, что живёт вблизи –

колдуньи вижу образ?..

набраться смелости, визит

ей нанести ещё раз?..

так думал я – про быль и миф,

лежал, постельный кокон;

где Август, только наступив,

уже гулял вдоль окон…

решился: к бабке в дом, где шест

несёт живые плечи…

а после – к дому 26,

где был Седок замечен…

…и, вскоре, только отпустил

меня отвар чудесный,

пошёл – как прежде Гавриил,

но я пошёл за вестью;

…теперь всё по-другому здесь,

а День шумит крикливо;

цветов предсмертная болезнь –

едва… пестра, красива…

как пахнет небо в волосах,