Читаем Канун полностью

— Вы имете власть. Вдь я влюбленъ въ васъ, поймите меня, какъ слдуетъ, я влюбленъ въ вашу душу и въ вашъ изящный тонкій умъ. Вы можете приказывать.

— Ну, такъ я приказываю, — дружески улыбаясь, сказала Наталія Валентиновна, — приказываю, чтобы вамъ отъ этого было весело, чтобы вы оказывали поддержку Льву Александровичу, чтобы онъ ухалъ отсюда, чувствуя, что оставляетъ здсь истинныхъ друзей, и если ему будетъ неудача, чтобы онъ могъ почувствовать, что тутъ остается все по старому и онъ, вернувшись, найдетъ все такимъ же, какъ было прежде. Согласны?

— Да, вдь, приказываютъ…

— Вотъ и хорошо.

— Хорошо, очень хорошо, — говорилъ Зигзаговъ, цлуя ея руки, — пріятно ради милаго друга даже итти противъ себя… Значитъ, мы будемъ торжественно провожать васъ обоихъ?

— Нтъ, мы подемъ не вмст, - онъ на-дняхъ, а я недли черезъ дв, когда онъ тамъ устроится.

— Ну, такъ его одного будемъ провожать съ музыкой и съ радостными кликами.

Наталья Валентиновна укоризненно покачала головой.

— А вы все-таки иронизируете, мой другъ.

— Милый другъ, за это не казните меня. Иронія — моя стихія. Безъ нея я былъ бы глупъ, бездаренъ и ничтоженъ. Если бы я когда-нибудь полюбилъ женщину и объяснялся бы передъ нею въ чувствахъ или длалъ бы ей предложеніе, то это объясненіе было бы шедевромъ ироніи… Ну, васъ сегодня не будутъ просить играть. Вы уже не отъ міра сего…

— О, нтъ, если нужно, еслибъ кто-нибудь не пріхалъ… Я, вдь, всегда «на затычку» играю.

И въ самомъ дл въ это время на порог двери, которая вела изъ концертныхъ комнатъ, появился студентъ съ растеряннымъ лицомъ и озабоченными глазами. Увидвъ Зигзагова съ Натальей Валентиновной, онъ стремительно подбжалъ къ нимъ.

— Ахъ, Наталья Валентиновна, я васъ-то и искалъ! — торопливо заговорилъ онъ, потрясая ея руку. — Представьте, къ первому отдленію двое не пріхали… Какая досада… Такъ неловко передъ публикой. Можетъ быть, вы…

— За двоихъ? — смясь спросила. Наталья Валентиновна.

— Нтъ, конечно… Но просто сыграйте что-нибудь. Публика васъ любитъ.

— Пожалуй, съ удовольствіемъ…

— Такъ можно объявить?

— Объявите. Это сейчасъ?..

— Да… уже кончается номеръ.

— Отлично. Мы съ вами еще поболтаемъ, Максимъ Павловичъ. Я останусь на колбасу! — сказала она, поднявшись и снимая перчатки.

— Но я пойду слушать васъ… Вдь, это будетъ ваша лебединая псня, — сказалъ Зигзаговъ.

И они отправились въ залъ. Студентъ побжалъ впередъ. Когда они вошли въ большую комнату, наполненную публикой, студентъ уже былъ около рояля и, сдлавъ знакъ молчанія, громко сообщалъ, что двое изъ поставленныхъ въ программ исполнителей не пріхали, и что вмсто нихъ любезно согласилась сыграть на роял Наталья Валентиновна Мигурская.

Постоянные постители этихъ вечеровъ дйствительно любили слушать Наталью Валентиновну. Игра ея была совсмъ особенная — безъ какой-либо вычурной аффектаціи, но чистая, музыкальная, мягкая и какая-то задушевная. Въ большомъ настоящемъ концерт она, конечно, была бы немыслима, но здсь производила глубокое впечатлніе.

И сообщеніе студента было встрчено дружными апплодисментами. Апплодисменты эти смшались съ новыми, привтствовавшими уже Мигурскую, которая прошла черезъ залъ прямо къ роялю. Она сла и начала играть.

Концертъ уже приближался къ концу. Зигзаговъ вышелъ изъ залы и хотлъ пройти въ библіотеку. Многіе, не попавшіе въ залъ, толпились у двери, вытянувъ впередъ шеи и слушая. Онъ медленно проталкивался и вдругъ лицомъ къ лицу встртился съ Львомъ Александровичемъ.

— Батюшка мой! что же вы здсь стоите и не войдете въ залъ? — промолвилъ Зигзаговъ:- давно?

— Минутъ десять. Трудно протискаться…

— Такъ пойдемте сюда, въ библіотеку. Тамъ воздухъ есть.

Онъ взялъ его подъ руку и вывелъ изъ стснившейся группы. — Или вамъ интересно послушать?

— О, нтъ, я, вдь, не надолго. Я только хотлъ, чтобы вы меня видли.

Они вошли въ библіотеку и услись тамъ.

— Да, чтобъ вы меня видли, милый Максимъ Павловичъ, — говорилъ Левъ Александровичъ, — и поврили, что я все-таки немножко способенъ твердо стоять на своемъ… Вдь я уже въ сущности на оффиціальномъ посту, я оффиціальное лицо. Ваши эти концерты — одно изъ такихъ явленій, за которыя ссылаютъ въ мста не столь отдаленныя — и вотъ я здсь, у васъ… А, вдь, враги у меня есть и тутъ, въ нашемъ город, а, можетъ быть, и въ вашей квартир… Враги рождаются для человка вмст съ удачей его. Завтра, можетъ быть, полетитъ всть въ Петербургъ и тамъ узнаютъ объ этомъ раньше, чмъ я пріду и предстану. Но я, какъ видите, ко всему готовъ, на все у меня есть одно отраженіе, только одно: я есмь я, я таковъ. Угодно вамъ пользоваться моими услугами, — такого, каковъ я есть, я готовъ служить, не угодно, я ухожу. Я не могу отдать вамъ въ услуженіе одну мою ногу, чтобы она шла для васъ назадъ, тогда какъ другая идетъ впередъ. Мои ноги привыкли итти рядомъ и об впередъ.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Боевая фантастика / Военная проза / Проза / Альтернативная история