Канун

— И не къ чему вамъ было хать въ гостинницу и съ вашей стороны это прямое вроломство. Моя квартира къ вашимъ услугамъ. Вы здсь были бы дорогимъ гостемъ. А затмъ васъ ждетъ казенное помщеніе, которое вы можете занять во всякое время. Ну, знаете что, — прежде всего я хочу наслушаться отъ васъ южныхъ солнечныхъ разговоровъ… Здсь такъ холодно. Не могу привыкнутъ… Я ежечасно тоскую по солнцу и мн иногда кажется, что я завядаю… Садитесь же, дорогой, пока поболтаемъ, а тамъ будемъ завтракать… Нтъ надобности мн заявлять, что я безконечно благодаренъ вамъ за то, что вы согласились оставитъ ваше маленькое королевство, чтобы служитъ большому… Ну, говорите же, говорите, какъ сіяетъ тамъ солнце, какъ плещетъ море, какъ цвтутъ мои любимыя акаціи!

едоръ Власьевичъ Ножанскій представлялъ собой не крупную фигуру, которая, однакожъ, производила внушительное впечатлніе. Средняго роста, плечистый, съ большой головой, на которой царилъ высокій крутой чистый лобъ, казавшійся безконечнымъ, сливаясь съ порядочно облысвшимъ черепомъ.

По краямъ черепа росли длинные сдые волосы, которые спускались низко, почти до плечъ, и придавали этой голов ученый видъ.

Левъ Александровичъ внимательно присматривался къ нему. Лтъ десять не видались они и старый профессоръ, сдлавшись важнымъ чиновникомъ, постарлъ невроятно. Изъ родного города онъ ухалъ чистымъ брюнетомъ, у него, кажется, тогда не было ни одной сдины. Теперь у него все было бло — и длинные кудри и борода.

Въ лиц его явилась обрюзглость, въ род отековъ. Но это все можно было приписать времени. А что особенно бросилось въ глаза Льву Александровичу, это какая-то новая черта въ его манер говоритъ. У него явилась склонность къ витіеватости и къ ненужному, показавшемуся Льву Александровичу ложнымъ, пафосу.

Говорилъ онъ длинными періодами, закругленно, какъ будто заране приготовивъ и выучивъ. Ничего этого, разумется, не было. Но виденъ былъ человкъ, привыкшій говоритъ для впечатлнія, для эффекта.

Они просидли въ кабинет часа полтора и за все это время ни разу не коснулись тхъ вопросовъ, которые въ этотъ моментъ ихъ связывали. Какъ будто пріздъ Льва Александровича въ Петербургъ былъ случайностью, — встртились земляки и хозяинъ пользовался случаемъ узнать отъ прізжаго, что длается въ его родномъ город.

Ножанскій спрашивалъ про своихъ старыхъ знакомыхъ — профессоровъ, общественныхъ дятелей, про т учрежденія, въ которыхъ онъ прежде работалъ.

Доложили о завтрак. Ножанскій повелъ Льва Александровича въ столовую.

Здсь онъ нашелъ жену едора Власьевича. Съ нею онъ былъ знакомъ прежде, но немного. Дтей у Ножанскихъ не было.

Жена едора Власьевича постарла гораздо меньше, чмъ онъ самъ. Ей было лтъ пятьдесятъ, но она хорошо сохранилась. Она тоже забросала его вопросами о родномъ город. Она, какъ и ея мужъ, скучала по южному солнцу и съ отвращеніемъ говорила о петербургскомъ климат. Около двухъ часовъ Льва Александровича отпустили.

Дружески принятый, обласканный, Левъ Александровичъ все же недоумвалъ. Какая спшность была въ письмахъ и вдругъ теперь — точно онъ, въ самомъ дл, пріхалъ въ гости.

За три часа они не успли даже коснуться дловой стороны. Все солнце да акація — прекрасныя вещи, но не ради ихъ онъ совершилъ такой подвигъ.

Сдлавши карьеру на живомъ дл, кровно связанномъ съ жизнью, Левъ Александровичъ не понималъ еще, что здсь совсмъ иначе смотрятъ на время. Тысячи тонкихъ соображеній, пока ему еще не открывшихся, удлиняютъ минуты въ часы, а мсяцы въ годы.

Но визитъ къ Ножанскому оставилъ въ его душ неясное подозрніе, — нтъ-ли тутъ маленькой игры со стороны едора Власьевича? Не хочетъ-ли онъ въ первую же минуту показать ему, что вовсе не такъ ужъ въ немъ здсь нуждаются.

И весь этотъ день онъ не зналъ, что съ собой длать. Выходило какъ-то такъ, что онъ находится въ полной зависимости отъ Ножанскаго и помимо его не можетъ ничего предпринять.

Въ Петербург у него нашлось бы много знакомыхъ, но онъ не хотлъ видться ни съ кмъ.

Впрочемъ, это было только смутное чувство. Онъ видлъ одно: что здсь время цнится очень дешево.

На слдующій день часовъ въ двнадцать дня, когда онъ былъ совсмъ одтъ, къ нему постучались. Онъ отворилъ дверь, это былъ Ножанскій. Онъ явился въ черномъ пиджак, очевидно желая подчеркнутъ неоффиціальность своего визита. Это былъ праздничный день.

Ножанскій сразу объявилъ, что желаетъ бытъ сегодня у него гостемъ и они завтракаютъ въ ресторан.

— Мы скроемся гд-нибудь въ отдльномъ кабинет и тамъ поболтаемъ.

Они посидли минутъ десять и затмъ похали на Морскую. Здсь они забрались въ отдльную комнату. Явились закуски, водки, вино.

Ножанскій говорилъ, что давно уже онъ не завтракалъ по-дружески.