Капитал из чашки кофе: стратегия управления личными финансами

В книге Памелы Трэверс «Мэри Поппинс» действие, очевидно, происходит во второй половине XIX века в пригороде Лондона. Когда мы были детьми и смотрели фильм по этой книге, мы могли обратить внимание на сцену, в которой отец детей, к которым была нанята Мэри, Мистер Бэнкс, читая газету за завтраком, переживает, что упали акции судоходной компании. В другом месте книги он ликует, что акции пошли вверх.

Книга была написана в 30-е годы XX века, и из этих малозначительных эпизодов мы можем сделать значительный вывод (который легко подтвердить и более объективными источниками), что уже в то время существовала довольно устойчивая культура инвестирования среди населения с доходом ниже среднего. О том, что у семьи Бэнксов доход был ниже среднего, мы можем судить по тому, что живут они в бюджетном месте, затрудняются выплатить даже небольшой штраф, назначенный констеблем, а первый вопрос, который они обсуждают с няней, – финансовый. Глава семьи заявляет, что много платить они, увы, не смогут. И тем не менее в этом ограниченном семейном бюджете находятся средства на инвестиционную деятельность.

Одно из метких определений культуры, в частности, гласит: «Культура – это то, что делается автоматически, не задумываясь». Полагаю, в семье Бэнксов, как и у многочисленных ее реальных прототипов в Англии, да и не только, инвестирование было чем-то автоматическим уже тогда. Какая-то часть семейного бюджета направлялась на приобретение ценных бумаг или доли в предприятиях, покупку доходной недвижимости или механизмов, которые можно было сдать в аренду. Средства на инвестиции не выделялись по остаточному принципу, дескать: «Сначала заплатим няне, выплатим штраф, купим новый диван, а потом, если что останется, направим на строительство Суэцкого канала».

И тут, не в укор нашим соотечественникам, придется сказать, что культуры инвестирования у нас пока нет и в помине. Что неудивительно. Было бы искажением реальности сказать, что инвестирования не было, как явления. Я (Радислав Гандапас) помню в нашем доме облигации государственного займа, которые приносили небольшой процент, и мои родители проверяли газеты в поисках индекса котировки (если можно так выразиться) тех или иных, довольно своеобразных, ценных бумаг. По номерам некоторых из них ежемесячно проводились лотереи с денежными призами. И эти бумаги, насколько я помню, по номиналу были ликвидны. Их в любой момент можно было обратить в наличные в ближайшей сберкассе (аналог допофисов современных банков).

Но, живя во времена государственной экономики с постоянным риском отчуждения собственности, совершать рискованные инвестиции, покупая землю, выращивая и продавая урожай, было делом не только неверным, но и опасным. Высокий уровень дохода и, соответственно, высокий уровень потребления могли вызвать заинтересованность правоохранительных органов. К тем, кто получал «нетрудовые доходы», закон был суров вплоть до смертной казни. Поэтому неудивительно, что у целых поколений «инвестиционная железа» атрофировалась.