Хотя города-государства, по мнению Тилли, были богаты, они были неспособны получить значительные ресурсы принуждения, за исключением случаев покупки наемнических армий. Города-государства подкосили два изменения: во-первых, атлантическая торговля и связанное с ней производство росли в то время, когда «собственные водные пути „средиземноморских городов-государств"... были ограничены мусульманскими державами» (1990, с.190); во-вторых, все государства, контролировавшие более значительное население, разработали особые методы принуждения и извлечения ресурсов капитала из своих обширных территорий, и хотя по сравнению с городами-государствами их было немного, их размеры позволили им пересилить и превзойти города-государства. Такие ресурсы стали ключевыми, когда «война выросла по масштабу и стоимости» (с.190). Для Тилли «золотой век» городов-государств продолжался лишь до того момента, как крупные государства начали объединять и упорядочивать механизмы сбора налогов и выставлять на поле боя национальные армии[56]
.Более полно модели образования государства Лейна и Тилли разбираются в четвертой главе. Однако даже если допустить, что Тилли подробно объяснил, как доступность ресурсов капитала и принуждения формировала развитие государственных структур, его модель не объясняет, почему капитал и принуждение были организованы в национальные блоки, а не в сеть не граничащих друг с другом городов и территорий.
С выигрышной позиции настоящего времени и даже XIX в. мы можем распознать, какими способами чувство национальной общности в граничащих друг с другом территориях и их населении помогло государствам собирать налоги, набирать армии и защищать границы. Тем не менее государства, одержавшие военный и экономический триумф над городами-государствами в XVI в., часто не были пограничными или этнически и лингвистически однородными. В действительности наиболее успешные государства вели войны с целью захватить именно не пограничные территории и привести чужие народы под свою власть. Преимущества зрелых национальных государств XIX в. нельзя переносить назад, анахронически объясняя, почему аристократы с опорой на село смогли доминировать над купцами с опорой на город в XVI в., а не наоборот.
Прежде чем мы обратиться к образованию государства, теме четвертой главы, нужно ответить на два контрфактуальных вопроса: почему крупные города средневековой и ренессансной Европы не стали экономическими и политическими центрами последовавшего капиталистического развития и образования государства и почему элиты городов-государств были побеждены в XVI и последующих столетиях конкурирующими сельскими элитами, которые были способны консолидировать обширные сельские территории и доминировать над городами в их центре?
Чтобы ответить на эти вопросы, нужно объяснять упадок городов-государств, равно как и подъем национальных государств. И Вебер попытался сделать это. Но его модель, как продемонстрировал Бродель и другие исследователи Италии эпохи Возрождения, преувеличивает различия в мировоззрении и действиях средневековых и постреформационных европейцев. Вебер ошибочно предполагает, что индивидуумы, компании и, возможно, общества являются либо политически, либо экономически ориентированными и из-за своей ориентации психологически не могут переключиться или объединить политическую и экономическую рациональность, когда этого требуют обстоятельства. В действительности политические и экономические планы индивидуума обычно подлаживаются к специфическим и ограниченным структурным зазорам, открывшимся в данный момент в данном месте. Возможности для извлечения прибыли открываются через организационные структуры городов-государств и национальных государств. Структуры, которые, как показывает Тилли, сами были продуктом долгой истории образования и коллективного действия.
НА ПУТИ К СТРУКТУРНОЙ МОДЕЛИ ВОЗВЫШЕНИЯ И ПАДЕНИЯ ГОРОДОВ-ГОСУДАРСТВ