Капитан Михалис

У паши кровь застыла в жилах, когда ему передали приказ. Он решил расстаться со спокойной жизнью в Мегалокастро и во главе войска двинуться на неприступный лагерь этого гяура. Митрополит узнал об этом и послал к капитану Михалису гонца: «Беги! Садись на баркас и беги! Паша дал клятву изловить тебя!» Но капитан Михалис заупрямился: «Нет, никуда я не побегу! Большой грех на моей душе. Ни днем, ни ночью не выходит у меня из головы горящий монастырь. Я виноват и должен искупить свою вину! Даже если все сбегут, я останусь здесь, на этой скале, и в случае чего сам сожгу себя. Оболью керосином голову, одежду и погибну, как монастырь Господа нашего Иисуса Христа!»

Он смотрел в бинокль на долину, покрасневшую от фесок, видел на горных склонах христианские деревни, охваченные языками пламени. Прислушивался: ветер доносил до него звуки труб, барабанов и выкрики дервишей.

– Запаздывает что-то Поликсингис, – повторил он, в который раз всматриваясь в горные переходы и расселины. – Но он придет, он же дал слово. Сейчас война, а на войне я ему доверяю!

В тот страшный миг, когда вонзил он кинжал в грудь черкешенки, капитан Михалис почувствовал, что прежней вражды к Поликсингису уже нет в его душе. Он уже мог думать о нем спокойно, даже с состраданием. А отчаянные вопли Поликсингиса еще долго слышали люди по ночам. Много дней подряд друзья удерживали его от самоубийства. Он облачился в траур, а в сражениях бросался теперь, не разбирая, в самую гущу – искал смерти. Капитан Поликсингис был уверен, что его Эмине убили турки, чтобы помешать ей перейти в христианскую веру, и поклялся возвести башню из трупов мусульман у нее на могиле.

Капитан Михалис вдруг услышал радостные выкрики и цокот подков. Прыгая с камня на камень, он спустился на плоскогорье и здесь увидел Вендузоса с десятком смельчаков, доставивших оружие и продовольствие. Все бросились снимать поклажу с мулов. Разожгли костер, начали готовить еду. Ведь уже несколько дней повстанцы грызли только черствый хлеб. Припасы переносили во времянку капитана и складывали там.

– Слава матери Греции! – выкрикнул Вендузос, разряжая пистолет в воздух. – Слава несчастной матери, которая сама голодает, а нам еду шлет!

– Вендузос, не переводи пули! – строго сказал капитан. – Подойди-ка сюда, ты мне нужен!

Лирник подошел. Капитан стал что-то говорить ему на ухо. Вендузос слушал внимательно, привстав на цыпочки, готовый в любую минуту броситься куда угодно по первому знаку капитана.

– Понял, Вендузос? Это очень важно. Но смотри по дороге туда не напорись на засаду. Если тебя убьют на обратном пути – ничего страшного.

– Не надейся, капитан, – засмеялся Вендузос. – Ни по дороге туда, ни по дороге обратно пуля меня не зацепит! Клянусь пресвятой девой Амбелиотиссой, мне суждено на этом свете опустошить еще не одну бочку вина!

Сказав это, Вендузос стал спускаться в долину. Но его подстерег Фурогатос и схватил за штанину.

– Брат Вендузос, не видел ли ты моего приятеля Бертодулоса? Как он там, бедняга? Не поверишь, о нем я больше думаю, чем о своей жене. Чудеса!

– Жив-здоров, не волнуйся. Я видел его у старика Сифакаса. Чувствует себя прекрасно. Все время с бабами. Бороды нет, так скоро и юбку наденет!

– Эх и погуляли мы тогда в подвале у капитана Михалиса! Или, может, это был сон?

Но Вендузос не дослушал и как на крыльях полетел исполнять поручение.

Старик Сифакас осторожно держал грифель и, пыхтя, выводил буквы на доске. В последние дни на него навалилась какая-то хворь: силы словно покидали его и уходили в землю. Мучила бессонница, дрожали колени.

Надо торопиться, думал он, могу не успеть. Он, превозмогая слабость, сидел с утра до вечера над грифельной доской. И удалось-таки старику подчинить себе корявую, непослушную руку. Теперь буквы, и большие и маленькие, выходили у него красивыми, четкими.

– Вообще-то маленькие буквы мне не нужны, – говорил он своему учителю Трасаки. – Для моих дел вполне сгодятся большие.

Была у старика заветная цель, как раз сегодня он собрался рассказать о ней Трасаки.

Было уже заполдень, женщины приготовили обед и накрыли на стол. А Трасаки как в воду канул. Кира Катерина, замкнутая, встревоженная, то и дело выходила на дорогу и смотрела в сторону гор: куда он мог подеваться? Почему его так долго нет? Трасаки взял старый самопал и утром убежал с друзьями Манольосом, Андрикосом и Харитосом, прихватив заодно десяток деревенских мальчишек, к ближайшей горе – будто бы играть в охотников. Вооружились кто серпом, кто пращой, кто вилами. Андрикос нацепил на длинную палку старую дедушкину феску без кисточки и шел впереди, как знаменосец.

У подножия горы Трасаки засунул пальцы в рот и свистнул. Отряд сгрудился вокруг него.

– Ну что, поняли вы, куда и зачем мы идем? Мы – мужчины, стыдно нам с женщинами сидеть. Сейчас все мужчины сражаются в горах с турками. Значит, и мы должны сражаться!

– Сражаться? – испуганно переспросил Харитос.

Он думал, что они опять будут играть на горе: разделятся на турок и христиан и станут охотиться друг за другом.