Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов

Находясь еще вдали, всадники видели, как небо, словно болиды, пересекают огромные ядра, оставляя за собой сверкающие хвосты, и с глухим грохотом падают на несчастные дома, и так разрушенные во время осады, длящейся с короткими передышками уже двадцать восемь месяцев. Часам к одиннадцати, после стремительной скачки по виноградникам, Дамасский Лев и его друзья увидели бастионы осажденного города. Домоко быстро сориентировался, как добраться до бастиона Понте-деи-Пуньи, который пока оставался за кольцом осады. Турки были слишком заняты, окапываясь и строя укрепления на южных холмах, взятых с огромными потерями. Проезжая мимо виноградных шпалер, Домоко выдернул длинную жердь, закрепил на ее верхушке красный фонарь и поехал дальше, осторожно оглядываясь, чтобы не угодить в засаду. До бастиона оставалось метров пятьдесят, когда он остановился и поставил фонарь на землю, ожидая ответного сигнала. Отряд спешился, чтобы запалить фитили аркебуз и дать передохнуть взмыленным коням. Прошло несколько минут, но венецианцы не отвечали. И тут Домоко крепко стиснул руку Дамасский Лев:

— Вот они, проклятые!..

— Кто?

— Конный патруль.

— Где?

— Вон, показались из-за полуразрушенного бастиона.

В этот момент грек прошептал:

— Сигнал: венецианцы ответили.

— И вовремя, — отозвался Домоко. — Они нам помогут избавиться от патрульных.

На верхушке бастиона Понте-деи-Пуньи появились люди и сгрудились вокруг сигнального красного фонаря.

Почти в ту же секунду отряд атаковали человек восемь-десять турецких патрульных, дико вопя на скаку:

— Гяуры!.. Бей их!.. Бей!..

— По коням! — крикнул Дамасский Лев. — Сначала стреляем из аркебуз, потом атакуем мечами и саблями.

Все восьмеро в мгновение ока вскочили в седла и прицелились. Они уже собирались дать залп, как с бастиона Понте-деи-Пуньи раздался пушечный выстрел. Кулеврина, заряженная картечью до самого дула, как было принято в те времена, прошила турок, скакавших во весь опор и вопивших что есть мочи:

— Гяуры!.. Бей их!.. Бей!..

Пять-шесть коней вместе с всадниками полетели вверх тормашками, изрешеченные крупными гвоздями и острыми стальными окатышами. Остальные, испугавшись, не стали дожидаться, пока по ним выстрелят восемь аркебуз, отпустили поводья и врассыпную бросились в турецкий лагерь, чтобы поднять запоздалую тревогу.

— Вперед! — сказал Мулей-эль-Кадель, услышав, как заскрипели цепи подъемного моста.

Потом, приподнявшись в стременах, громко крикнул:

— В Кандию снова входит Дамасский Лев! Не стреляйте!

Восемь всадников пустили коней в галоп и спустя несколько секунд миновали подъемный мост и оказались в объятиях двадцати венецианцев.

— Ты, Домоко, останешься здесь и объяснишь этим синьорам причину нашего возвращения, — сказал Мулей-эль-Кадель. — А вы, Мико и Никола, пойдете со мной в башню, где находится моя жена. Держите коней наготове, до рассвета мы здесь задерживаться не будем.

Он приветствовал командира бастиона и в сопровождении друзей медленно пошел вдоль внутренних стен, где располагались казематы и пороховые погреба. Турки не прекращали обстрела, наоборот, предпочитали палить из тяжелых бомбард по ночам, чтобы венецианцам труднее было вычислить, где стоят батареи. Огромные ядра летели на несчастный город по шесть-восемь штук, окончательно разрушая дома. Жить в Кандии стало невозможно. Только бастионы и мощные башни упорно держались, давая приют горожанам. Из-за болезней, голода и постоянного дождя из раскаленных ядер население сократилось вполовину.

Дамасский Лев и два его верных друга сориентировались и, пройдя почти разрушенный городской квартал, оказались перед башней, которую комендант города предоставил в полное распоряжение герцогини.

— Подождите меня здесь и седлайте одного из этих коней, — сказал Мулей, войдя в нижний этаж, где топтались тощие, как скелеты, кони. — Если мы не убежим этой ночью, то адмирала уже не увидим. Часы Кандии сочтены.

— Идите, синьор, — ответили Мико и Никола. — Мы все подготовим.

Мулей-эль-Кадель поднялся по полуразрушенной винтовой лестнице на второй этаж и вошел в просторную комнату с двумя шаткими кроватями, воздух в которую проникал только через бойницы.

Герцогиня, должно быть, только что вернулась с разведки или со встречи с комендантом и, как была, в доспехах, сняв только шлем, прилегла отдохнуть на одну из кроватей. В руке она сжимала верную шпагу.

— Элеонора! — крикнул Дамасский Лев и потряс ее за плечо.

Герцогиня открыла прекрасные темные глаза и раскинула руки, чтобы обнять своего смелого воина.

— Ты, Мулей! Ты вернулся!

— Да, любимая, и как раз вовремя.

— А наш сын?

Мулей-эль-Кадель безнадежно махнул рукой.

— Вырвать его из рук паши оказалось невозможным, — ответил он. — У венецианского адмирала не хватило ресурса, чтобы принять бой с двумястами галерами.

— И он все еще на борту турецкого флагмана?

— Да, Элеонора, но надеюсь, надолго там не останется, все военно-морские силы христианского мира собрались в Мессине, чтобы уничтожить турецкий флот. В день решающего боя мы тоже будем там и возьмем флагман паши на абордаж.

— А твой отец, Мулей?