Не успел Мулей-эль-Кадель договорить, как бесстрашный грек, мельком взглянув на коней, выбрал себе лучшего и уже уносился прочь отчаянным галопом. Турки, засевшие на межах, стреляли ему вслед, но за ним не погнались. Они поджидали своих товарищей, которые с криком «Смерть гяурам!» неслись по равнине на арабских скакунах, буквально стелившихся по земле.
Турки сразу взяли на вооружение огнестрельное оружие, особенно тяжелые орудия, но приберегли арбалеты, стрелять из которых было гораздо легче и быстрее, чем из аркебуз или пистолетов.
Из арбалетов стреляли страшными стрелами со стальными или железными зубчатыми наконечниками. Раны от этих стрел отличались особой тяжестью и очень медленно заживали. Все солдаты, прибывшие в подкрепление, были арбалетчиками.
Едва соединившись с осаждавшими, они принялись доставать стрелы, у которых к наконечникам были привязаны куски ваты, пропитанные горючим веществом, наверное чем-то вроде греческого огня.
Увидев опасность, критяне укрепили баррикаду новыми мешками с шерстью, поскольку шерсть не так-то просто поджечь, и принялись ожесточенно отстреливаться.
Горящие стрелы летели с огромной скоростью, но осажденные из укрытия тоже не скупились на выстрелы, и арбалетчики вылетали из седел вверх ногами, а их кони убегали в поля, и обвисшие стремена с острыми краями больно царапали лошадиные бока.
Дамасский Лев и герцогиня, которой Никола оставил свою аркебузу, тоже прибежали за шерстяную баррикаду, а они были не только непревзойденными фехтовальщиками, но и прекрасными стрелками. Так что многие из арбалетчиков, пытавшихся дерзко атаковать группами, один за другим падали под ноги своим товарищам. Однако огненные стрелы дождем сыпались на ферму, и особенно на конюшню.
— Мулей, — спросила герцогиня, сделав примерно дюжину выстрелов, из которых большинство попало в цель, — как думаешь, мы выстоим до прибытия венецианцев?
В этот момент подошел Домоко:
— Мои часы на башне бьют тревогу, я недавно наладил сигнал. Если венецианцы адмирала Светлейшей республики не придут на помощь, с окрестных ферм сбегутся крестьяне. Синьор Мулей, вы однажды видели, как они явились на зов часов.
— Да, Домоко, — ответил Дамасский Лев. — Только не опоздали бы они в этот раз. Человек семь-восемь патрульных уже отправились проведать гурий Магомета, но осталось еще много. Может, попробуем прорваться?
— Нет, синьор, их слишком много.
— А если твой дом загорится?
— Тогда и будем прорываться, но не раньше.
— Когда рядом жена, я чувствую в себе силы их атаковать и вышвырнуть отсюда вон.
— Вы этого сделать не сможете, синьор, это чистое безумие. У турок слишком много сабель и стрел для арбалетов. Если же дом загорится, будем гасить, но не водой, а вином, которого в погребе в избытке.
— Твое вино лучше бы выпить, — сказал Мико, вернувшись в этот момент в укрытие, чтобы перезарядить аркебузу, не рискуя получить горящую стрелу.
— И скольких ты выбил к этому часу? — спросил Мулей.
— Я насчитал семь штук, господин, — отвечал албанец. — Если помощь не подойдет, их останется совсем мало.
— Вот уж действительно, горцы — прекрасные стрелки, — заметил Домоко.
— А теперь оставь на несколько минут в покое свою аркебузу, и пойдем со мной в погреб.
— Приносить в жертву вино? — спросил албанец.
— Цистерна стоит на улице, и черпать оттуда воду теперь опасно. Ступай набери сока отца Ноя, собранного за год, и смочим этим соком баррикаду. Шерсть горит плохо, очень дымит и стреляет искрами, это будет вам мешать. Пойдем, храбрец, я тебе разрешу, перед тем как ты выльешь все бутылки на баррикаду, выпить, сколько захочешь.
— Ладно, выпьем, когда уложим или выгоним всех турок.
— Надо чуть-чуть подождать, дружок. Они так просто с нами не расстанутся.
— Ну, тогда пошли приносить в жертву погреб.
Дамасский Лев с женой остались оборонять баррикаду, получив еще две дополнительные аркебузы, а критянин и албанец бегом спустились в подвал и принесли несколько больших бутылей вина. Турки, хотя и сильно потрепанные аркебузами критян, уходить не собирались. Они обстреливали горящими стрелами уже не только дом и баррикаду, но и конюшню под простой деревянной крышей, которая могла вспыхнуть в любой момент, и тогда конец пришел бы всей ферме. Мико и Домоко полили мешки с шерстью, уже начавшие дымиться, вином из двух бутылей и быстро отскочили, чтобы не попасть под горящие стрелы.
— Дело сделано, — сказал Мико, печально глядя на языки пламени. — Как жаль, что вино досталось огню.
— Давай-ка тащи еще бутыль, дружок, — сказал Домоко. — А потом, если хочешь, спустись в погреб, где у меня хранится двухлетнее кипрское вино.
Баррикаду облили еще раз, после чего маленькие язычки пламени и искры сразу исчезли. Турки свирепо завопили, ибо надеялись, что наконец прогнали проклятых аркебузиров, которые выбивали их одного за другим. Увидев, что мокрую баррикаду им больше не поджечь, они сменили тактику: быстро повыскакивали из-за шпалер и из канав, где они прятались, и с невиданной храбростью вскочили на коней, чтобы прицельно атаковать конюшню.
Домоко объявил тревогу: