Она подняла руки и посмотрела вверх. Над широкими перистыми листьями пальм всходила луна, и в ее лучах воды Нила сверкали, как жидкое серебро.
— О ночное светило, скажи мне, какая меня ждет судьба.
В этот момент крошечное облачко наползло на луну и затенило ее. Нефер грустно покачала головой.
— Все против меня, — сказала она. — Звезды предсказывают, что настанет день, и меня постигнет несчастье. О Сын Солнца, ты разрушишь мою жизнь!
Бесшумно, как тень, она пересекла полуют и на миг остановилась, чтобы взглянуть на часовых, которые все так же сидели возле фок-мачты и развлекали друг друга разными байками. Потом скользнула в рубку, где ей выделили маленькую каюту.
Когда Ата поднялся на палубу, солнце уже встало и над Нилом летали огромные стаи ибисов, направляясь вниз по течению. Оглядевшись вокруг, он обнаружил, что лодки с кошками нет.
— Что, уже отчалили? — спросил он у одного из часовых.
— Да, господин, — ответил негр.
— Давно?
— Они подняли парус сразу после полуночи.
— Зачем такая спешка?
— Они просили передать вам привет и сказали, что отплывают, потому что хотят добраться до Мемфиса до начала разлива.
— А ведь верно, эти большие стаи птиц как раз возвещают, что скоро начнется разлив, — пробормотал Ата. — Однако мы не спешим, вовсе не спешим. — И скомандовал уже в полный голос: — Поднять паруса!
В это время Унис и Миринри вместе с Нефер выходили из кормовой рубки. Девушка явно почти не спала, у нее были усталые глаза. Она уже привела себя в порядок, заплела в косы свои роскошные волосы, стянув их на затылке разноцветным платком из тончайшего льна. К платку она прикрепила золоченую металлическую пластину с изображением бога Песа, безобразного супруга Хатхор, египетской Венеры.
Нефер успела позолотить себе ногти, как было принято в ту эпоху, и натереть тело пудрой приятного золотистого оттенка. Одежду она надушила медезием — благовонием из смеси камеди, миро, меда и корицы, которое египтянки использовали в огромном количестве. Его готовили в основном жрицы, поскольку оно применялось и в религиозных церемониях.
Едва выйдя из рубки, Миринри задержался, чтобы полюбоваться девушкой.
— Ты красивая, Нефер, еще красивее, чем вчера, — сказал он.
Колдунья загадочно улыбнулась.
— Где ты раздобыла благовония?
— Я ношу их с собой в украшениях, мой господин. В дальних деревнях я бы не нашла всего, что необходимо для туалета прорицательницы. О! Ибисы летят. Значит, скоро Нил разольется.
— Разлив не помешает нам добраться до таинственного острова?
— Наоборот, мой господин. Вода покроет берега и разольется по лесам и полям, но, как бы ни поднялась, не сможет залить остров.
Миринри несколько мнут помолчал, следя за стаями ибисов, без малейшего страха пролетавшими над парусником, и спросил:
— Ты была когда-нибудь в Мемфисе, Нефер?
— Я там родилась, мой господин, я ведь тебе уже говорила.
— А правда, что дворец фараонов — самый грандиозный из всего, что построили египтяне?
— Я не смогу тебе его описать, его надо увидеть собственными глазами, Сын Солнца. Но настанет день — и ты его не только увидишь, но и поселишься в нем.
— Может быть, — сказал Миринри, пристально на нее посмотрев. — Мое место не здесь, а в Мемфисе, и я войду в него победителем и царем.
По лицу Нефер пробежала тень глубокой печали.
— Ты постоянно думаешь о той, что сидит очень близко от трона фараона, который сейчас правит Египтом. Смотри, как бы эта женщина не принесла тебе несчастья!
Миринри улыбнулся и махнул рукой с видом человека, чересчур уверенного в себе.
— Я буду идти прямым путем, без колебаний, пока не исполню свою миссию, — твердо сказал он.
— Но по пути тебе могут встретиться препятствия, о существовании которых ты даже не предполагал.
— Я их просто уничтожу, Нефер. И рука моя не дрогнет.
— А сердце?
— Что ты хочешь этим сказать?
— Сердце будет таким же крепким, как рука?
— Почему бы и нет?
— Оно уже однажды вспыхнуло страстью к неизвестной девушке, и ты не знаешь, друг она тебе или враг.
Миринри вздохнул и несколько раз провел рукой по лбу, вдруг покрывшемуся крупными каплями пота.
— Да, — тихо сказал он, будто говоря сам с собой, — она никогда не будет мне другом.
— Но есть ведь и другие женщины, которые стоят ее и будут тебе преданны до самой смерти. Ты молод, красив и смел, ты Сын Солнца, какое же женское сердце не забьется сильнее ради тебя?
— Это невозможно, — сказал юноша. — Она была первой женщиной, что я увидел, первой, чей трепет ощутил всем телом, чье ароматное дыхание коснулось моего лица. Она зажгла в моем сердце такой огонь, что погаснет он только с моей смертью. Что мне за дело до того, что сейчас она мой враг? Она все равно уступит силе моего чувства. У меня в жизни теперь две цели — месть и ее любовь.
Нефер так сильно вздрогнула, что золотые кольца на ее ногах и браслеты на руках громко зазвенели.
— Что с тобой, Нефер? — спросил Миринри, повернувшись к ней.
— Мне сейчас показалось, что меня коснулось черное крыло смерти.
— Что-то ты нынче печальна.
— Да и ты тоже не весел, мой господин.
— Верно.