Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов

Тут на пороге появился Унис, который в соседней комнате готовил еду из сушеных фиников и семян лотоса. Видимо, он слышал рассказ Нефер и теперь с ужасом на нее глядел. Его лицо, обычно спокойное, изменилось до неузнаваемости.

— Нефер, — выговорил он срывающимся голосом, — ты действительно прорицательница? Ты умеешь читать будущее? Скажи мне, моя девочка.

— Надеюсь, что умею, — отвечала она, снова опустившись на стул и положив голову на край стола.

— Чей это был крик?

— Миринри.

— Ты не ошиблась?

— Нет.

— Ты точно уверена?

— Я очень хорошо знаю голос своего господина.

— Я слышал все, что ты рассказала Миринри, — сказал Унис, и от Сына Солнца не укрылась прозвучавшая в его голосе тревога. — Закрой глаза снова и постарайся разглядеть, что было потом.

Нефер повиновалась и несколько минут молчала. Унис пристально вглядывался в ее лицо, стараясь заметить хоть какое-то движение, хоть какую-то дрожь, но лицо девушки оставалось бесстрастным.

— Ну что? — спросил старик.

— Туман… все тот же туман.

— И тебе ничего не удается разглядеть за густой пеленой?

— Подожди… золотые колонны… сверкающий золотом трон… и человек… у него на парике символ царской власти.

— Как он выглядит? Он молод или стар?

— Подожди…

— Посмотри внимательно.

— Это он.

— Кто?

— Фараон, мы его видели на золоченой лодке… Тот человек, в которого Миринри целился из лука.

— Пепи! — крикнул Унис.

— Да, это он, я его ясно вижу.

— И что он делает?

— Погоди… вокруг него клубится туман… и мне кажется, что его лицо исказил гнев… он побледнел и задрожал… а потом исчез… Ах! Вокруг него еще какие-то люди… Еще один старик… у него в руках изогнутый железный прут, каким изготовители мумий вынимают через ноздри мозг мертвецов… я вижу у него на поясе острый камень из Эфиопии, которым пользуются, чтобы разрезать бок мертвеца и вынуть кишки…

— Кого он собирается бальзамировать? — в ужасе крикнул Унис.

— Не знаю.

— Смотри, смотри… разгони туман своими всепроникающими глазами… Прошу тебя, Нефер…

— Ничего не вижу… Ах!.. Вот еще зал, еще великолепнее первого… Там народ, солдаты, жрецы… фараон… Ах! Это он!

— Кто?

— Херхор!

— Жрец, которого ты убила?

— Он.

— Живой?

— Живой, — ответила Нефер, содрогнувшись всем телом. — Это страшный человек… Он явится в последний момент, и для меня будет роковым его появление… для меня… для меня…

— Что ты такое говоришь, Нефер? — в один голос воскликнули Унис и Миринри.

Девушка не ответила. Она навалилась на стол, словно ее одолел внезапный сон.

— Спит, — сказал Миринри.

— Тихо! — отозвался Унис. — У нее губы шевелятся. Может, она скажет что-нибудь во сне.

Спящая девушка действительно заговорила, с трудом шевеля губами и языком.

— Ра означает день, — произнесла она слабым голосом, — Осирис — ночь. Рассвет — это рождение, вечерние сумерки — смерть. Но с зарождением нового дня путник возрождается к новой жизни на груди Нут, победно поднимается в небо и там плывет в легкой лодке, прогоняя зло и мрак, что бегут перед ним. А вечером торжествует ночь. Солнце уже больше не могучий, испепеляющий Ра, оно становится Осирисом, богом, который живет между сумраком и смертью. Его небесная лодка плывет по мрачным протокам ночи, где демоны пытаются на нее напасть. А после полуночи она выныривает из мрачной бездны, и ход ее становится все быстрее, все воздушнее, а к утру снова обретает победный блеск. Такова жизнь, такова смерть. Так чего же бояться Нефер?

— Спит! — воскликнул Миринри. — Вот странная девушка!

Унис склонился к Нефер, боясь пропустить хоть слово, потом выпрямился и положил руки на плечи юноши.

— Берегись, Миринри! Эта девушка увидела опасность. Будь настороже!

— Ты веришь во все эти видения Нефер?

— Да, — отвечал Унис.

— Значит, веришь в судьбу?

— Да, — повторил Унис.

— А я верю только в свою звезду, что, пылая, поднялась в небо, верю в звук, услышанный на рассвете от статуи Мемнона, и в цветок возрождения, что раскрылся у меня в руках, — ответил Миринри. — Они предсказали, что настанет день — и я стану фараоном. И я им стану, Унис. И никто не разрушит мою судьбу.

22 Верховный жрец Птаха

Много дней подряд Нефер, Унис и Миринри появлялись то на одной, то на другой площади квартала для иностранцев. Одна произносила заклинания и диктовала рецепты, другой считал деньги, а третий с завидным постоянством без отдыха стучал в барабан. Они уже начали сходить с ума от беспокойства и бояться, что все надежды Аты не сбылись, когда вечером пятнадцатого дня их пребывания в Мемфисе в дверь трижды постучали.

Унис и Миринри, постоянно опасаясь неожиданностей от шпионов Пепи, прервали ужин и выскочили в первую комнату, обнажив тесаки и изготовившись отразить любую опасность. Услышав еще три удара, более настойчивых, чем первые, Миринри, вообще нетерпеливый от природы и всегда готовый защищаться, угрожающе спросил:

— Что за надоеда явился беспокоить нас?

— Это я, Ата, тише, мой господин.

Миринри отпер дверь, и египтянин быстро вошел, тщательно прикрыв ее за собой.

— Я уж думал, что не найду вас здесь, — сказал он.

— Почему? — удивился Унис.

— Пошли слухи, что Миринри удалось проникнуть в Мемфис.