Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов

— Здесь, в Мемфисе! — воскликнул он. — Так для чего было тогда посылать шпионов, стражников и корабли по Нилу, чтобы его арестовать? Всего и добычи что несколько сотен отрубленных рук, которые вряд ли причинили бы мне много вреда. И что, ни у одного из лучников лука не оказалось, чтобы его застрелить?

— Ты сказал — застрелить? — крикнула Нитокри, с ужасом глядя на него. — Убить сына твоего брата, великого царя, истинного Сына Солнца, который, как и мы, принадлежит к божественному роду? Убить того, кто спас твою дочь, даже не зная, что она его сестра? Что ты такое говоришь, отец?

— А ты чего хочешь? Чтобы я снял с себя урей, что сияет у меня на лбу, и возложил ему на голову? И кем тогда станешь ты?

— Останусь по-прежнему царевной, а может, и больше.

— Что ты хочешь этим сказать? — крикнул Пепи.

— Он меня любит.

— Чтоб мне глаза выжгло огнем, чтоб Апопи, бог зла, обвил вокруг меня свои кольца и сломал мне позвоночник, чтоб Феникс[60] выклевал мне печень! — ругался царь, бросив на Нитокри свирепый взгляд. — Чего ты добиваешься? Чтобы я позволил вспыхнуть кровопролитной войне и дал опрокинуть и меня, и тебя?

— Он — сын того, кто двадцать лет правил Египтом и спас страну от нашествия халдеев, — ответила девушка.

— Тети умер, и о нем уже позабыли, — досадливо махнул рукой Пепи.

— Умер! А ты не забыл, что сказал тебе Херхор, великий жрец храма Птаха?

— Ему то ли привиделось, то ли он действительно узнал моего брата в этом старом недоумке.

— И все-таки ты смущен, отец, я никогда не видела тебя таким бледным. А если Херхор не ошибся? Подумай, отец.

— Я не уступлю трон ни ему, ни его сыну… И потом, это невозможно. Мой брат спит вечным сном в пирамиде, которую он сам приказал построить на границе Великой пустыни. Ему воздали положенные почести, на что же он может жаловаться? Он больше никогда не вернется к жизни, его душа уже много лет путешествует на сияющей лодке Ра. Жрецы мне это подтвердили.

— Что же мне ответить Миринри?

— Ему? Мне достаточно сделать знак страже, которая его арестовала, и завтра он отправится отдыхать в некрополь как простой гражданин Мемфиса.

— Убить его? — вскричала Нитокри. — Ты хочешь запятнать себя кровью этого юноши? Ведь он твой племянник!

В глазах Пепи блеснул зловещий огонь.

— А ты чего хотела? Чтобы я принял его как будущего царя Египта?

— Он имеет на это право.

— И ты этого хочешь?

— Да, отец, хочу.

— Ладно, предположим… А как ты думаешь поступить с девушкой, арестованной вместе с ним?

— Ты знал, что Миринри не один?

— Меня предупредил Херхор.

— Верховный жрец храма Птаха.

— Да, он оказался проворнее тебя.

— И ты знаешь, отец, кто эта девушка?

Пепи с досадой отмахнулся, но потом все-таки ответил:

— Знаю.

— Может, любовница Миринри?

— Нет.

— Скажи, кто она.

— Ее называют Нефер.

— Этого мне мало.

Фараон немного поколебался, потом пожал плечами и сказал:

— Когда она была маленькой, вы вместе играли в этом дворце.

— Значит, это Саури?

— Да, загадочная царевна. Но мне вовсе не хочется, чтобы она вошла в царский дворец вместе с Миринри. Я отдам приказ, чтобы ее препроводили в один из домов, которыми мы владеем в городе, и обращались бы с ней с уважением, подобающим ее происхождению. А теперь ступай. Мне еще надо закончить важные государственные дела.

— Ты мне обещал, отец.

— Завтра я приму твоего спасителя, сына Тети, если это действительно он.

— Я сама должна в этом убедиться, — не отставала Нитокри. — Отдай приказ при мне, так мне будет спокойнее.

Фараон повернулся к стражнику, неподвижно, как бронзовая статуя, стоявшему у двери, и сказал:

— Завтра в полдень пусть затрубят в трубы и рога и пусть соберутся все вельможи. Я устраиваю праздник в честь нового Сына Солнца. Этого тебе достаточно? — добавил он, обращаясь к Нитокри.

— Да, отец, — отвечала прекрасная царевна.

— Ступай!

Пепи проводил взглядом выходящую девушку, и его лицо исказила злобная гримаса.

— Как бы ты не пожалела… — пробормотал он.

Назавтра, за час до полудня, когда Нефер уже покинула подземелье, в узилище Сына Солнца вошла Нитокри. Впереди шли двое трубачей, замыкали шествие восемь стражников.

После того как ушла бедная Нефер, Миринри бросился на циновку, чувствуя себя очень неуютно. Увидев неожиданно вошедшую прекрасную дочь фараона, он с громким криком вскочил на ноги, потом встал на колени и сказал дрожащим голосом:

— Миринри, сын великого Тети, приветствует свою сестру. Если я обязан тебе тем, что до сих пор жив, то и ты обязана мне жизнью.

Нитокри вскинула тонкие брови и, подняв руку, сделала трубачам и гвардейцам знак удалиться. Подождав, пока затихнет шум шагов, она повернулась к Миринри, который все еще стоял на коленях и не сводил с нее горящих глаз, и сказала:

— Ты утверждаешь, что однажды в верховьях Нила спас мне жизнь.

— Да, Нитокри, — отвечал юноша, поднявшись. — Я на руках вынес тогда твое божественное тело, но ведь и мое тело божественно.

— Когда это случилось?

— Ты меня не узнаешь? — крикнул Миринри. — Ты сомневаешься, что это был я?

— Мой отец требует доказательств.