Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов

Миринри застыл на пороге, пораженный великолепием зала. Стены были отделаны зеленым мрамором с красивейшим природным рисунком, потолок искусно расписан, а пол сверкал золотой мозаикой. По углам зала взлетали вверх струи душистой воды, бившие из фонтанов в форме чаш, каждую из которых держали четыре карлика из красного камня. Огромные вазы из ляпис-лазури были полны цветов лотоса и роз, источавших дивный аромат.

В центре зала в два ряда стояли тридцать столиков, накрытых разноцветными льняными скатертями и уставленных золотыми и серебряными тарелками и чашами всех форм и размеров, покрытыми искусной резьбой. В небольших амфорах стояли пальмовые листья. Перед каждым столиком на ковре с мягкими подушками возлежал в ожидании трапезы высокий гость, а за его спиной хорошенькие рабыни освежали воздух опахалами из страусовых перьев.

В конце длинных рядов колонн стоял такой же низкий, как остальные, но более просторный стол, и за ним на шкурах пантеры возлежали Пепи и Нитокри. За их спинами в высоких золотых амфорах стояли восемь опахал с длинными ручками, и восемь рабов время от времени окунали опахала в душистую воду и обрызгивали монарха и его дочь.

— Входи, царевич, — сказал Пепи, видя, что Миринри остановился. — Твое место рядом со мной.

Чуть поколебавшись, юный фараон прошел между двумя рядами столиков, а сановники вскакивали и низко кланялись ему. Он сел рядом с Пепи на шкуру пантеры. Его сияющие глаза, казавшиеся сегодня еще больше и выразительнее, чем всегда, вместо того чтобы смотреть на Пепи, остановились на нежных, с поволокой глазах царевны.

— Вот жизнь, о которой я мечтал в песках пустыни, — сказал он. — Вот моя мечта, и она сбывается.

Пепи вздрогнул, потом его губы скривились в саркастической усмешке.

— Так, значит, ты много лет прожил в пустыне? — спросил он юношу.

— Да, — отозвался Миринри.

— И мечтал о величии и роскоши Мемфиса.

Юный фараон на мгновение задумался и сказал:

— Нет, я все время думал не о роскоши двора фараонов, а о глазах девушки, которую вырвал из рук смерти и которая в моих руках, может быть, испытала первый душевный трепет.

Нитокри смотрела на него с улыбкой.

— Я тоже о тебе не забывала, — сказала она. — Бессонными ночами я часто видела тебя, и тайный голос говорил мне, что я тебя встречу снова и что тот, кто сжимал меня в своих руках, человек не простой. Наша кровь поняла это, кровь богов.

Пепи нахмурился.

— Потом расскажешь мне, почему ты столько лет прожил в пустыне, вдали от роскоши Мемфиса, — сказал он. Затем, обернувшись к рабам, ожидавшим приказаний, распорядился: — Разливайте!

— За тебя, отважный юноша, за то, что ты спас меня от смерти и сохранил отцу его дочь, — сказала Нитокри, протянув свою чашу Миринри.

— За тебя, о которой мечтал так долго, — ответил Миринри, протянув ей свою.

Пепи свою чашу даже не поднял, она так и осталась стоять на столе. Лоб его еще больше нахмурился, и он бросил на обоих полный гнева взгляд.

В этот момент в зал вбежали нарядные девушки. Это были танцовщицы и музыкантши, а возглавляла их красавица с огромной розой в руках. Она остановилась перед столиком, глядя на царевну и Миринри, и сказала под нежные звуки арф и гитар:

— Осирис, Сын Солнца, утомившись от ласк и поцелуев Хатхор, египетской Венеры, однажды покинул дневную звезду и после долгого полета спустился на землю в поисках новых приключений. Он олицетворял собой любовь. Пронизав небесное пространство, он приземлился прямо возле нашего Нила. И там, на бархатистых песках священной реки, среди папируса и лотосов, наполнявших легкие, как лаской, восхитительным ароматом, он увидел спящую на шкуре пантеры девушку. «О, как ты прекрасна!» — промолвил Осирис. «О, как ты прекрасен!» — ответила девушка, просыпаясь.

^{— За тебя, отважный юноша, за то, что ты спас меня от смерти и сохранил отцу его дочь.}

Их увидел Сотис, злобная небесная звезда, и, воспылав ужасным гневом, поразил влюбленных огненным лучом Ра. Тела их сразу же превратились в пепел, но разъять слившиеся в страстном поцелуе губы Сотис не смог. Из их поцелуя родилась эта роза, а острые солнечные лучи стали шипами. Это тебе, дочь великого фараона!.. Дарю тебе поцелуй прекрасной девушки и Сына Солнца.

Нитокри взяла цветок, но не стала втыкать его в волосы, а протянула Миринри с ослепительной улыбкой:

— Как губы Осириса слились с губами прекрасной девушки, пусть так же сольются однажды губы спасителя с губами спасенной. Это тебе, сохрани ее на память обо мне.

Пепи снова метнул в девушку свирепый взгляд, но ничего не сказал.

— Бросайте розы, — сказала Нитокри, протянув руку к потолку.

Усевшись среди колонн, музыкантши играли прелестный марш, рабы и рабыни разносили приглашенным амфоры с белым и красным вином и пивом, сладкие пирожки и всяческие лакомства, а со свода мягко и бесшумно летели мириады лепестков роз и лотосов, плотным ковром укладываясь у ног гостей.