Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов

— Нет, не чушь: когда я вышел из детского возраста, на небе появилась хвостатая звезда; когда я приложил ухо к статуе Мемнона, камень начал потрескивать и долго не утихал; когда я взял в руки цветок возрождения, хранящийся в пирамиде моего отца, его лепестки раскрылись. Когда же я встретил девушку, умеющую предсказывать судьбу, она мне предрекла, что я взойду на трон моих предков. Эту девушку звали Нефер!

— Нефер! — в ужасе вскричал Пепи. — Небо, цветок, Мемнон и эта девчонка!

Теперь уже казалось, что не Миринри поразила молния. Теперь могущественный властитель Египта с невыразимым ужасом смотрел на юношу.

— Нефер! — повторил он и, резко повернувшись к бальзамировщику, бросил в гневе: — Ты слышал?

— Да, государь.

— Ты ведь искусен в своем ремесле?

— Думаю, да.

— Как положено бальзамировать царевичей? Я никогда не знал подробностей. Объясни и имей в виду, что речь идет о человеке из божественного рода.

— Ты желаешь богатое, полное бальзамирование, государь?

— Самое дорогое, чтобы мумия сохранялась долгие века, а лучше всего — до конца времен.

— Те, что были набальзамированы этим способом, лежат вот уже двадцать веков без всяких признаков порчи, следовательно, ты можешь быть уверен, что операция, которую я произведу, будет великолепна.

Прислонившись к одной из колонн, Миринри слушал, но смысл до него не доходил.

— Говори и объясни подробнее.

— Прежде всего изогнутым ножом мы кусочек за кусочком удаляем мозг умершего, затем уничтожаем его последние частицы с помощью особых снадобий, рецепт которых знаем только мы.

— Продолжай, — сказал Пепи.

— Изъяв мозг (а мозг портится быстрее всего, и из-за этого бальзамирование может не удаться), мы делаем на теле боковой надрез острым камнем, из тех, что поставляют нам эфиопы, ибо больше нигде таких нет, и через этот надрез извлекаем кишки, моем их в пальмовом вине и помещаем в растертые пряности.

— Да уж, занятие невеселое, — сказал фараон, не сводя глаз с Миринри.

— Затем мы заполняем живот чистым толченым миро, корицей и другими пряностями, однако полностью исключаем ладан, который может все испортить.

— Ах! — вставил царь.

— Потом мы зашиваем надрез и помещаем тело в соль, покрыв его разными сортами природных щелочей, и оставляем на шестьдесят суток. После чего моем и запеленываем в льняные пелена, пропитанные гуммиарабиком. И процедура закончена. В таком виде тело может не бояться времени.

— Так ты возьмешь на себя бальзамирование твоим способом тело…

— Чье? — удивленно спросил старик.

— А вот этого юноши, когда он умрет, — сказал Пепи, ткнув пальцем в сторону Миринри. — Чтоб потом не жаловался, что я не был щедр.

Юный фараон вздрогнул и отскочил от колонны, возле которой стоял.

— Мое!

— Твое. Когда ты умрешь в великом некрополе Мемфиса, этот человек берется набальзамировать тебя, как фараона, как твоего отца.

— Моего отца? Ах ты, подлец! Я бросил шакалам его мумию, ибо это был не он! Но тебя надо убить!

Гордый юноша вдруг прыгнул на Пепи, как лев на добычу, подмял его под себя и придавил к полу. Он уже собирался его придушить, но на громкий крик бальзамировщика все как одна двенадцать бронзовых дверей зала распахнулись, и вбежали пятьдесят царских гвардейцев в полном вооружении. Они набросились на Миринри, вопя на бегу:

— Спасайте царя!

Миринри услышал грохот и, поняв, что ему угрожает опасность, выпустил Пепи.

— Ага! Убить меня хотите! Так-то вы, презренные, принимаете сына великого Тети!

Он подскочил к ближайшему столу, схватил тяжелую бронзовую амфору с вином и, прислонившись к колонне, стал бестрепетно дожидаться нападения. Сейчас он походил на молодого рычащего льва, готового укусить или растерзать когтями.

— Взять живым! — хрипло рявкнул Пепи.

Первый же солдат, попытавшийся схватить Миринри, упал с размозженной головой. Тяжелая амфора опустилась на него, как дубина, и смерть его была мгновенной. Второй солдат, третий, а за ним и четвертый попытались свалить Миринри, но он, как дикий зверь с железной мускулатурой, уложил их всех возле колонны.

Сын пустыни виртуозно управлялся с амфорой, и она представляла для гвардейцев немалую опасность. Тогда они, побросав секиры и мечи, все разом набросились на него. Давления такой массы тел он не выдержал и, изрядно тряхнув гроздь висевших на нем солдат, упал на колени. Он попался! Вокруг него обмотали два жестких ремня, и десять рук так крепко его связали, что он не мог пошевелиться.

— Убить его? — спросил командир гвардейцев, занеся над Миринри секиру и глядя на Пепи, который уже встал.

— Никто из вас не достоин пролить кровь фараона, — ответил царь.

— Тогда что нам делать дальше?

Пепи немного помолчал и сказал:

— Уложите его в паланкин и закройте в большом некрополе одним из тех камней, что мы используем для запечатывания входа в пирамиды. Отныне мои подданные будут сооружать себе другое подземелье, если, конечно, хотят, чтобы их похоронили как следует. В Египте достаточно территории, чтобы выдолбить мастабу.

— Ничтожество! — крикнул Миринри, отчаянным усилием пытаясь сорвать с себя путы.