— Завтра в чаше большого водохранилища у Нила я спущу с цепи своего любимого льва… Посмотрим, одолеет ли победитель халдеев ужасного сына Ливийской пустыни… Я оставил в живых сына… но его… Нет! И потом, народ ведь все равно о нем позабыл!
28
Арест Униса
Когда схватили Миринри, Унису удалось бежать. Он, ругаясь, смешался с толпой, заполнившей площадь. Этот мощный, крепкий как дуб старик за несколько минут постарел лет на десять.
Он быстро миновал одну улицу, свернул в другую, потом в третью и остановился на широкой аллее, шедшей по берегу Нила. Бледный, разбитый, обессиленный, он опустился на один из огромных камней, привезенных для строительства грандиозной дамбы, развалины которой видны и по сей день. Грудь бедного старика сотрясали глухие рыдания.
— Когда перед ним уже брезжила сияющая заря и ему покровительствовали и Ра, и Осирис, его сгубила роковая любовь! Для чего тогда были нужны эти годы, проведенные в изгнании в раскаленной пустыне, для чего все эти жертвы? Ведь я блистал когда-то, как звезда, озарявшая эту землю, которую хранили боги и плодородный Нил! Одним мановением руки я мог заставить трепетать народы и по ту, и по эту сторону Красного моря! И все рухнуло! Вокруг меня одни развалины! Уж лучше бы я действительно погиб там, на поле боя, из которого вышел победителем, под горой сраженных моим мечом и раздавленных боевой колесницей халдеев! Кто я теперь? Тень великого человека, которого не удостоят ни чести бальзамирования, ни погребения в пирамиде. Хорошо хоть воды этой реки унесут мое тело к небесам и Ра примет меня в свою сияющую лодку.
Он вскочил на ноги и пристально вгляделся в воды разлившегося Нила, бурлившие и клокотавшие возле дамб.
— Исчезнуть из этого мира, не отомстив Пепи? — сказал он вдруг, отпрянув. — И чего я этим добьюсь? Неужели старый солдат склонится перед опасностью? Нет, не все еще потеряно… А Ата? А мои друзья, сторонники великого Тети? Разве они не дожидаются меня в пирамиде Родопе? Ата!.. Неужели я настолько повредился в уме, что забыл о тех храбрецах, что ждут только моего знака, чтобы огнем и мечом пойти на Мемфис? Если Пепи пожелает с нами сразиться, мы все сметем на своем пути, мы опустошительным смерчем пройдем по всему Египту. Мой боевой клич, который уже однажды смял ряды врагов, жаждавших крови и резни, заставит обрушиться сто колонн царского дворца, а моя рука сорвет урей, сияющий на лбу узурпатора. И гордый Мемфис либо сдастся, либо будет разрушен вместе со всеми своими храмами и монументами. Если они убьют Миринри, я заколю мечом все триста тысяч жителей Мемфиса и не оставлю ни камня, напоминающего об огромном городе, одном из чудес света. Вперед, я перестал быть Унисом! Теперь я тот, кем был когда-то!
Он отошел от парапета и двинулся по берегу Нила к северной части города, где на фоне огненного заката виднелся силуэт гигантской пирамиды, в которой спала мумия прекрасной Родопе в своем саркофаге из голубого камня. Аллея с двумя рядами высоких пальм была пуста, поскольку все население сбежалось смотреть, как жрецы ведут на водопой священного быка. Унис шел очень быстро, но все равно только в сумерках добрался до места, где должны были собраться мятежники.
— …Там, где спит Родопе, — на ходу шептал старик.
До пирамиды оставалось шагов триста. Она величаво возвышалась впереди, краснея в последних лучах заходящего солнца. Вокруг никого не было видно, только под пальмой в тени широких листьев дремали, прижавшись друг к другу, два шакала.
— Где же может быть Ата? — спрашивал себя Унис. — Я не знаю, где вход, ведущий в коридор. Вокруг все тихо. Что-то не нравится мне эта тишина. Здесь должно бы биться сердце будущего царства, а мне, наоборот, кажется, что в моем собственном сердце что-то сломалось. Ах! О, гений зла! Это кровь!
Он наклонился и принялся сметать рукой тонкий слой песка, который успел нанести жаркий ветер пустыни.
— Кровь! — повторил он осипшим голосом. — Здесь весь песок покраснел от крови! — Он поднял глаза к пирамиде и воскликнул: — Стрелы! Повсюду стрелы! Их схватили!
Унис в ужасе огляделся. Кругом было тихо, и в тишине чувствовалось что-то трагическое. Силы вдруг оставили его, и он рухнул на песок, словно сраженный молнией. Потянулись долгие часы, а он все не шевелился.
В чувство его привел голос, который он хорошо знал. Сколько же времени прошло? Ночь кончилась, и солнце уже стояло почти в зените.
— Нефер! — позвал Унис.
— Это я, мой господин, — откликнулась девушка. — Что с тобой случилось? Мы нашли тебя без чувств.
Унис несколько раз провел рукой по лбу, чтобы прояснилось все еще затуманенное сознание.
— Не знаю, — сказал он. — Мне показалось, что мне на голову упал камень и вытекла вся кровь… но уже день! Сколько же я пролежал как мертвый? — Потом с удивлением посмотрел на Нефер. — А ты как здесь оказалась? И что с тобой за старый солдат? Разве ты была не с Миринри?
— Была, мой господин.
— Миринри! — вскричал Унис. — Где он?
— Он в руках Пепи.
— Несчастный! Он погиб!
— Да, он погиб, — с глухим рыданием выговорила Нефер. — Погиб и для тебя, и для меня.