Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов

— Один удар клинком в сердце, нанесенный верной рукой стражника, — и кто о нем вспомнит?

— О нем будут говорить его сторонники.

— Ну да, конечно, все безрукие схватятся за оружие, — издевательски произнес Херхор. — Хотя, впрочем…

Его неожиданно прервал стук распахнувшейся бронзовой двери. В зал не вошла, а ворвалась прекрасная Нитокри. На ней лица не было, глаза ее горели, одежда была наброшена кое-как. Она протянула унизанные драгоценными браслетами руки к верховному жрецу и властно скомандовала:

— Выйди прочь, гений зла!

— Нитокри! — отшатнулся Пепи, напуганный гневом, которым дышало ее лицо.

— Прочь! — повторила юная царевна, не глядя на отца и указывая Херхору на бронзовую дверь.

— Ты, верно, забыла, госпожа, кто я такой? — нахмурившись, сказал жрец.

— Ты верховный жрец храма Птаха, я знаю, — резко ответила Нитокри, и ее звонкий голос разнесся по залу. — Этого достаточно? А ты не забыл, кто я? Я царевна и когда-нибудь буду править Египтом и стану одним жестом наказывать тех, кто вызывает у меня отвращение. Убирайся сейчас же!

— Ты еще пока не царица, девочка.

— Когда здесь, в царском дворце, звучит голос дочери фараона, все, от первого до последнего подданного, обязаны повиноваться! — крикнула Нитокри, гордо выпрямившись перед Херхором. — Прочь!

— Только когда мне прикажет твой отец. Он один царствует, и он один может приказывать, — ответил старый жрец, позеленев от ярости. — Я должен повиноваться твоей дочери? — обернулся он к Пепи.

Тот, казалось, вообще не понял, о чем его спросили. Он прислонился к колонне и беспомощно глядел на дочь. Он был раздавлен.

— Я должен повиноваться? — повторил жрец.

Пепи кивнул.

— Ладно, — иронически хмыкнул Херхор. — Только не забывай, Пепи, что царство твое на краю пропасти и жрецы на твоей стороне только ради спасения, спокойствия и величия земли, благословленной великим Осирисом и оплодотворенной Ра.

Он бросил на Нитокри вызывающий взгляд, неспешно пересек зал и вышел в ту самую дверь, в которую вошла девушка. Та подождала, пока дверь закроется, быстро обернулась к Пепи и дрожащим голосом сказала:

— Что ты сделал, отец, с тем юношей, которому я обязана жизнью, с Миринри?

— Он убежал.

— Куда?

— Не знаю. Может быть, он не хотел, чтобы я его отблагодарил.

— Лжешь! — крикнула девушка, рванувшись, как молодая львица, которая оборачивается на подранившего ее охотника. — Его схватили стражники и куда-то унесли.

— Да нет же…

— Кто убил вон тех людей, что лежат возле колонны с разбитыми головами? — спросила Нитокри, указав на трупы стражников, которые никому в суматохе не пришло в голову убрать. — Та же сильная рука, что убила крокодила, который хотел меня сожрать, когда мое божественное тело купалось в Ниле.

— Эти люди были предателями, мятежниками, мои воины взяли их в пирамиде Родопе.

— Ты лжешь! — повторила Нитокри с еще большим напором. — Этих несчастных сразил Миринри.

— Кто тебе это сказал?

— Сама узнала. Где он? Куда ты его велел утащить? Я знаю, что только что из дворца твои лучники вынесли закрытый паланкин. Кто был в паланкине?

Царь помолчал и, сделав над собой неимоверное усилие, сказал:

— Кто здесь командует — ты или я? Или я больше не царь Египта? Если кто-либо мне досаждает, я его удаляю с глаз. Спокойствие в царстве превыше всего.

— Ты велел его убить? — закричала Нитокри, набросившись на Пепи и как следует его встряхнув.

— Кого?

— Миринри.

— Нет… чего ты так испугалась? — смутился Пепи.

— Что ты убьешь его!

— Ты что, влюбилась в него?

— Да, я его люблю.

Пепи била дрожь. Он сделал несколько неверных шагов и, приложив руку ко лбу, произнес, словно разговаривая сам с собой:

— Ну ладно, этот… Но ведь есть еще один? Ведь если все рухнет, то кем же стану я?

— Отец! — крикнула девушка. — Я люблю его!

Пепи прислонился к колонне, закрыл лицо руками и забормотал осипшим голосом:

— Это конец… вокруг меня все рушится… власть… царство… это расплата… — Потом выпрямился, сделав над собой усилие, и опять заговорил: — Он… нет, никогда… Херхор его схватит… народ его уже позабыл… Его уже убили халдеи… и он снова исчезнет…

— Что ты такое говоришь, отец? — в тревоге спросила Нитокри.

— Отправь одного из стражников в некрополь, где я велел заживо похоронить Миринри, — сказал Пепи. — Роковой камень еще не завалил вход… Если же завалил, вели разобрать стену… Пусть живет и пусть будет счастлив, если ты его любишь… ведь он спас тебе жизнь… И пусть правит… но после меня… народ Египта будет мне признателен… Он Сын Солнца…

— Ты сказал, в некрополе, отец!

— Да, иди распоряжайся, я тебе его дарю…

— Миринри мой? О, какое счастье!

— Замолчи! Быть может, это конец Египта. Ступай!

Нитокри выбежала из зала. И в ту же секунду на пороге возник Херхор. В глазах его горел недобрый огонек. Пепи налил себе вина и выпил не глядя.

— Ты уступил, дал слабину, государь? — спросил верховный жрец.

— Она его любит, — сухо ответил Пепи, поставив пустую чашу на стол. — Нитокри — моя дочь, плоть от плоти моей.

— Он схвачен.

— Кто?! — крикнул Пепи, содрогнувшись.

— Унис.

— Этот?

— Его ты тоже будешь спасать?