Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов

— Аллах и Магомет не будут столь жестоки, чтобы уничтожить такое юное, полное жизни создание. Райские гурии тебя еще подождут. Ну что, едем? Я чувствую, тебе не терпится меня покинуть.

— Нет, я еду исполнить свой долг, Хараджа. Я солдат, и главный мой начальник — Мустафа.

— Ты прав, Хамид: прежде всего ты обязан повиноваться. Так поехали скорее. Кони и моя свита уже, должно быть, готовы.

Она набросила на себя широкий плащ из тончайшей шерсти с широкой, вышитой серебром каймой, подняла капюшон с кистями, закрыв голову и часть лица, и спустилась по лестнице. За ней шла герцогиня, а впереди два араба, стоявшие на часах у дверей зала.

20 Предательство поляка

На площади перед замком, по ту сторону подъемного моста, в ожидании племянницы паши и сына паши Медины застыли две шеренги всадников.

Одна состояла из греков-отступников, Перпиньяно, Эль-Кадура и папаши Стаке с его юнгой, другая — из двух дюжин вооруженных до зубов янычар с готовыми к бою аркебузами.

Среди всадников, верхом на вороном коне, сидел высокий человек лет тридцати, с бледным, исхудалым лицом, с длинными темными усами и глубоко запавшими черными глазами. Вместо сверкающей, расшитой золотом и серебром одежды, какую любили носить турки той эпохи, на нем была простая темная куртка, широкие штаны и выгоревшая феска с кисточкой, давно утратившей свой огненный цвет.

Его лихорадочно блестевшие глаза сразу остановились на герцогине, и по телу пробежала судорожная дрожь. Он не вскрикнул, не простонал, напротив, до крови закусил губу, чтобы не выдать себя.

Элеонора тоже сразу его заметила и сначала страшно побледнела, а потом залилась краской, словно вся кровь бросилась ей в лицо.

— Вот этот христианин, — указала на всадника Хараджа. — Ты видел его раньше?

— Нет, — отвечала герцогиня, делая над собой невероятное усилие, чтобы выглядеть спокойной.

— Мне сказали, его слегка лихорадит. Конечно, испарения на болотах нездоровые, — небрежно сказала Хараджа. — Думаю, морской воздух пойдет ему на пользу и в Фамагусту он прибудет в приличном виде. Позаботься о нем, эфенди, насколько сможешь, чтобы он не выглядел слишком скверно и никто не мог бы сказать, что я плохо обращаюсь с пленными христианами.

— Обещаю, — глухо ответила Элеонора.

Женщинам подвели двух коней в богатых сбруях, у которых, должно быть, уже огонь пробегал по жилам, и всадницы поспешили вскочить в седла.

— Стерегите христианина! — крикнула Хараджа янычарам. — Вы за него головой отвечаете!

Восемь охранников окружили виконта, и оба отряда, с Хараджой и герцогиней впереди, галопом поскакали к пристани.

Эскорт Элеоноры замыкал движение, соблюдая дистанцию метров пятьдесят до арьергарда янычар. Группу возглавляли Перпиньяно и Никола.

— Неужели все действительно хорошо закончится? — сказал венецианец греку. — Не может быть, чтобы нам все время так везло.

— Если Вельзевул не покажет рога, то надеюсь, что игра нам удалась, — отозвался грек. — Шебека уже, наверное, на дне.

— А если исчезновение парусника вызовет подозрения у племянницы паши?

— Не думаю. Мы не можем отвечать за действия турецкого экипажа.

— Через пару часов мы уже выйдем в море, и пусть тогда племянница паши нас возьмет, если сможет.

— Мне кажется, в этой округе кораблей нет, а флот паши постоянно находится в Никозии. А что вы скажете о синьоре ЛʼЮссьере?

— Меня восхищает его хладнокровие. Я боялся, что, увидев герцогиню, он не сможет не вскрикнуть от радости, это ведь так естественно. Для него это, должно быть, стало большим сюрпризом. Вы его предупредили?

— Эль-Кадур шепнул ему полслова и велел не расслабляться.

— Племянница паши совсем замучила виконта. Она заставляла его ловить пиявок наравне со всеми.

— Хараджа всегда отличалась жестокостью. Я на себе испытал, пробыв у нее в руках три месяца, — отвечал Никола. — Она немногим уступает тигрице, и, если бы не янычары, я бы ей не дал вернуться в замок. Уж я бы залепил ей в грудь свинцовое ядро, чтобы отомстить за несчастных христиан, с которыми она так обращается.

— Не делайте глупостей, Никола, — сказал Перпиньяно. — Янычары сильнее нас, и мы можем все потерять.

— Знаю, потому и воздержусь от любых действий и не запалю фитили у своих пистолетов, хотя мне очень хочется броситься на этих псов и изрубить их в куски ятаганом. Я слишком много выстрадал и как христианин, и как отступник.

— Но между вами герцогиня.

— Ее шпага стоит больше, чем все наши вместе. Я слышал, она победила и разоружила самого Метюба.

— И Дамасского Льва тоже, так что мы должны сохранять спокойствие, Никола.

— И осторожность. Негоже бить яйца, пока они удобно лежат в корзинке.

Оба отряда между тем продолжали скакать галопом уже не по узкой тропе вдоль моря, доступной лишь пешеходам, а по широкой дороге, проложенной по краю скалистого берега, образующего полукруглый выступ перед заливом Хусиф.

Хараджа и Элеонора не разговаривали, обе, казалось, погрузились в свои мысли.