— Слушаюсь, госпожа, — ответил турок. — Еще до заката мой «Намаз» догонит галиот, и я отомщу за тот удар шпагой, что нанес мне нахальный мальчишка.
21
Да здравствует капитан!
Пока турецкий капитан и поляк-отступник стремительно скакали к берегу, чтобы задержать беглецов, галиот, подгоняемый свежим ветром, летел на всех парусах на юг, чтобы, прежде чем покинуть остров, зайти в залив Суда.
Герцогиня уже решила в последний раз повидаться с Дамасским Львом, которому была обязана собственной жизнью и освобождением виконта. И потом, она должна была вернуть ему корабль и найти себе другой, поскольку греки изъявили желание плыть с ней в Италию, чтобы там по возможности наняться на какое-нибудь судно или поступить наугад на военную службу.
Едва галиот прошел мыс, который скрывал его от глаз янычар и владелицы замка, герцогиня бегом спустилась в кубрик, где ее со вполне понятным нетерпением дожидался виконт.
Два крика раздались почти одновременно:
— Элеонора!
— Гастон!
ЛʼЮссьер обхватил ладонями прекрасное тонкое лицо девушки, глаза его горели. Их блеск усиливала лихорадка, мучившая исхудавшее от потери крови тело виконта.
— Я давно знал, Элеонора, что вы отправились на Кипр, — сказал он. — Надежда когда-нибудь увидеть вас поддерживала меня и позволяла переносить все муки, на которые обрекали меня мусульмане, и не сдаваться.
— Вы знали, Гастон! — вскричала герцогиня.
— Да, молва о подвигах Капитана Темпесты дошла до Хусифа и даже до болот.
— Но каким образом?
— Мне рассказал о нем один пленный христианин, которого схватили, когда он пытался выйти из города. Мы с ним вместе ловили пиявок. Он описал мне ваше лицо, а главное, сказал, что с вами рядом всегда находился Эль-Кадур. И я сразу догадался, что вы и есть тот капитан, которым так восхищается вся Фамагуста. Поверьте, Элеонора, в тот день я чуть с ума не сошел от радости. Вы — в Фамагусте! Я к тому времени уже так исстрадался от унижений и боли, что вряд ли какое-нибудь известие могло меня обрадовать и ободрить.
— И вот вы здесь, рядом, после стольких страхов, после всего этого ужаса… Разве это не кажется сном, виконт?
— Да, и я горд, что своим освобождением обязан вам, вашей храбрости и вашей твердой руке.
— Я сделала то, что любая женщина на моем месте сделала бы или хотя бы попыталась сделать, мой Гастон.
— Нет, моя Элеонора, — с живостью отвечал виконт. — Таким мужеством могла обладать только герцогиня дʼЭболи. Ни одна женщина не отважилась бы явиться сюда, в логово тигров и львов, которое вселяет ужас в самые храбрые сердца воинов-христиан. Думаете, я не знаю, что вы победили первый клинок мусульманского войска?
— Откуда вы узнали?
— Тот солдат, который рассказал мне, что вы и Эль-Кадур здесь, поведал и о поединке.
— Пустяки, — с улыбкой сказала герцогиня.
— Эти пустяки напугали христианских капитанов, — отвечал виконт.
— Им просто не повезло: они не учились искусству владеть оружием у лучшего снайпера и фехтовальщика Неаполя, — шутя произнесла герцогиня. — Этой победой я обязана моему отцу.
— И вашему мужеству, Элеонора.
— Ладно, Гастон, не будем больше об этом. Скоро я вас познакомлю со своим противником.
— С кем? С Дамасским Львом? — удивленно спросил ЛʼЮссьер.
— Мы направляемся к нему, это его корабль, и это он меня спас. Без его помощи мне бы не выйти живой из Фамагусты.
— А он нас не выдаст? — с тревогой спросил виконт.
— Не выдаст, он слишком благороден. И потом, если я обязана ему спасением, то он мне — жизнью.
— Я знаю: вы оставили ему жизнь, хотя имели полное право убить. Но я все равно не доверял бы этому турку.
— Не бойтесь, Гастон, этот мусульманин не такой, как другие.
— Но потом мы сразу отплывем в Италию, верно, Элеонора?
— Да, Гастон, больше нам на Кипре делать нечего. Республика бросила остров на произвол судьбы, и непохоже, чтобы она стремилась снова его завоевать. Мы поедем в Неаполь, счастливо там заживем и позабудем все горести прошлого. Мягкий климат залива быстро восстановит ваши силы после всех мучений, которым вас подвергла безжалостная Хараджа. Поднимемся на палубу, Гастон. Я не успокоюсь, пока мы не увидим берега Италии.
— Какая еще опасность может нам угрожать? — спросил виконт.
— Мне неспокойно, Гастон, — повторила герцогиня. — Я опасаюсь, что Хараджа станет нам мстить. Эта женщина очень жестока, обладает немалой энергией, и потом, в ее распоряжении галеры ее дядюшки.
— Мне говорили, что мусульманский флот стоит в Никозии, — сказал виконт. — Пока они сюда доберутся, мы будем уже далеко.
— Мы остановимся только, чтобы зафрахтовать другой корабль, и сразу отплывем по Средиземному морю на восток.
— Давайте поднимемся на палубу, Элеонора. Морской воздух действует на меня лучше, чем болотные испарения.
Он взял ее под руку и повел на верхнюю палубу.
Галиот уже вышел из бухты и легко скользил на юг по лазурным водам Средиземного моря.
Скалистые, изрезанные фьордами берега Кипра вырисовывались в семи-восьми кабельтовых.
— Как у нас дела, папаша Стаке? — спросила герцогиня у старого моряка, который приближался к ним, держа берет в руке.