— Если бы она сюда явилась, не знаю, Дамасский Лев, нашел ли бы ты ее живой.
— Значит, Хараджа, как всегда, жестока?
— Как всегда.
— Ты должна знать, где она. Я знаю, галера Метюба настигла галиот с христианами на борту и взяла его на абордаж.
Хараджа резко подалась вперед, как дикий зверь, готовый к прыжку.
— Он ее арестовал! — крикнула она, вскочив на ноги, и лицо ее исказила гримаса ярости. — Кто теперь осмелится вырвать ее из моих рук?
— Я здесь для того, чтобы ты мне выдала ее, а заодно и христиан, что ее сопровождают.
— И ты, мусульманин…
— Да, я их поддерживаю, — холодно сказал Мулей-эль-Кадель.
— И ты думаешь, узнай об этом Мустафа или Селим, они закроют на это глаза?
— Пусть только попробуют отдать войскам приказ арестовать меня: я кумир военного лагеря, и никто не посмеет даже прикоснуться к Дамасскому Льву.
— Будет достаточно шелкового шнурка, присланного из Константинополя.
— Константинополь слишком далеко, — насмешливо сказал Мулей.
— Там хватает быстрых галер, и дней через пять-шесть шнурок будет здесь.
— И ты сможешь на меня донести?
Хараджа подошла к нему, положила ему на плечи руки и, посмотрев на него долгим, пристальным взглядом, сказала осипшим голосом:
— Что же ты сделал с моим сердцем, гордый Дамасский Лев? Я знаю, ты сначала сжег его своим взором, а потом изорвал в клочки. А знаешь, Мулей-эль-Кадель, я ведь тебя любила, так сильно, как может любить такая женщина, как я, а ты презирал мою любовь! Но я не просто женщина, я племянница великого адмирала, мой дядя владеет флотом, который оспаривали многие паши. Я не стану тебе рассказывать о своих муках; я одна знаю, сколько бессонных ночей провела, думая о тебе, отважном молодом воине. В мусульманском лагере только и говорили что о твоих героических подвигах. Я много раз видела, как ты скакал по полю боя и тебя не страшили ни копья, ни мечи венецианцев, ни огонь аркебуз и кулеврин. Со своей непобедимой саблей над головой ты был прекрасен и могуч, как бог войны. А теперь ты хочешь, чтобы та самая Хараджа, что страдала и плакала по тебе, да, плакала, Мулей-эль-Кадель, отдала тебе христианку, которая над ней насмеялась и в которую ты влюблен?
Дамасский Лев отрицательно покачал головой.
— Да, влюблен! — вне себя крикнула Хараджа. — Я читаю это в твоих глазах! И чтобы в этом убедиться, достаточно того интереса, что ты к ней проявляешь, и тех опасностей, которым ты бросаешь вызов, чтобы ее спасти.
— Ты ошибаешься, Хараджа, — отвечал Мулей, но его слова прозвучали неубедительно. — Эта храбрая женщина, что сражалась в лагере христиан под именем Капитана Темпесты, спасла мне жизнь. И было бы позором для Дамасского Льва, который славится своим великодушием, если бы он уподобился тем, кто опустошает просторы Аравии, и не помог бы ей.
— Ну конечно, ты ее любишь! — повторила племянница паши, и в ее голосе зазвенело бешенство.
Дамасский Лев вызывающе скрестил руки на груди и сказал, спокойно глядя на нее:
— А если бы и так, Хараджа?
— Христианка принадлежит мне, она в когтях у Метюба, и сбежать от меня ей не удастся! А ее голову, возбудившую столько страстей, я велю выставить на самой высокой башне. Хараджа поклялась в этом на Коране, а ты знаешь, что свое слово я держу.
Дамасский Лев схватился за саблю, но быстро опомнился и сказал:
— Метюб еще не прибыл, и надеюсь, я арестую его раньше, чем он сойдет на берег.
— Метюб! А мои люди не в счет? А его галера? У тебя хоть есть отряд, чтобы отважиться на такую попытку?
— Ты еще увидишь, на что способен Дамасский Лев. Прощай, Хараджа, и на этот раз навсегда.
И он направился к выходу с гордо поднятой головой, немного побледневший, но полный решимости.
— Берегись, султан пришлет тебе шелковый шнурок!
— Прикажи, чтобы он мне его подарил, — бросил Мулей, даже не обернувшись.
Он уже собирался перешагнуть через порог, когда Хараджа, следившая за каждым его движением с какой-то диковатой радостью, вдруг остановила его криком.
Мулей-эль-Кадель резко обернулся, схватившись за рукоять сабли и ожидая какого-нибудь подвоха.
— Ах! Я забыла об одной вещи, — сказала племянница паши, одним прыжком оказавшись возле щита с красиво развешенным оружием.
— Что еще ты от меня хочешь? — настороженно спросил Дамасский Лев.
— Подарить тебе кое-что. Думаю, эта вещь будет тебе дорога.
— Что за вещь?
— Хочу отдать тебе шпагу, которой прекрасный Хамид, точнее, Капитан Темпеста, победил лучший клинок мусульманской армады. Присоедини ее к той, что выбила тебя из седла, и у тебя будут сразу два приятных воспоминания о любимой женщине.
С этими словами она провела рукой по стене и быстро нажала на маленькую позолоченную розу над щитом.
Пол вдруг исчез из-под ног Дамасского Льва. Часть половиц быстро поехала вниз, и Мулей-эль-Кадель провалился в какой-то колодец, вскрикнув от ярости. На его крик эхом отозвался визгливый смех Хараджи.
— Вот ты и в моей власти, доблестный воин, — с бешенством прошипела она, и пол тут же поднялся и стал на место. — Ах, до чего же изобретательны эти венецианцы! Я потеряла Хамида, зато обрела Дамасского Льва, а они друг друга стоят.