Карамель (СИ)

— Пришла со школы, хочу умыться, — отвечает она, и слова эти преследует томный вздох. — Кара, не заставляй меня разговаривать с тобой нормально, язви или повысь голос, правда же.

Я тихо улыбаюсь, а слезы опять начинают скользить по щекам. Сколько времени я пробыла в ванной и почему эта девочка заставляет меня испытывать подобные эмоции?

— Кара, меньшее из того, что я хочу — разговаривать с тобой, как с сестрой. Открой дверь и попытайся не укусить меня. — В сопровождении голоса Золото я медленно встаю и закутываюсь в полотенце.

Открываю дверь — девочка не смотрит на меня; проходит к раковине мимо и умывается.

— Ты купалась в ледяной воде? — спрашивает она погодя и поднимает свои глаза на меня.

— Долго лежала, — отвечаю я.

Непривычным становится тот факт, что уже на протяжении пары минут мы не обозвали друг друга, не унизили и не оскорбили. Официальным языком в семье Голдман был сарказм.

— Ко мне сегодня приставали новости, — говорит Золото. — Это случилось, когда я шла домой по мосту. Увязались за мной и окружили глупыми вопросами.

Она никогда не делилась со мной тем, что происходило в ее жизни, и почему-то я думаю, что многое упустила…

— Они кричали «Золотая девочка займет место сладкой Карамели?», — передразнивая чьи-то голоса, посмеивается сестра. — И знаешь, что я ответила?

— Автографы по выходным? — не удерживаюсь я от злой шутки, хотя сама пропитываюсь интересом к эпизоду из жизни младшей сестры, которой я никогда не хотела и которой, я думала, обременена на всю жизнь.

— Лучше бы я крикнула это, — парирует Золото тонким певчим голосом — выключает воду и вытирает руки о полотенце на мне; махровые углы отпускают мои бедра и оказываются в ладонях сестры. — Я сказала, что процентные ставки растут, падают, золото поднимается на рынке и вновь уступает платине. Но одно я знаю наверняка: еще слово о семье, я сделаю вашу жизнь обратно пропорционально значению имени моей сестры.

На миг замираю, не поверив своим ушам и решив, что ослышалась.

— Так и сказала? — улыбаюсь я.

— Ага. Они начали шептаться, придумывать новые заголовки типа «Старшая дочь семьи Голдман потянет за собой на дно младшую…» И я добавила: «Обратно пропорционально. Вы же знаете, что это такое».

— И ушла?

— И ушла. — Она встряхивает плечами — я впервые вглядываюсь в черты ее лица, и признаю в ней маленькую копию себя: глаза той же формой и тем же цветом, с тем же ехидством и злой усмешкой, которая присуще старшей Карамель — но уже взрослой; в ее возрасте я не обладала таким характером и выдержкой. Признаюсь, что Золото пойдет дальше меня — она впитала все намного больше и лучше, оставаясь не изгоем в семье просто потому, что наблюдала за этим изгоем со стороны и делала все возможное, дабы не оказаться на том месте. Она — вертлявая голубоглазая змея; стерва, я вижу, как в ее малых годах кроется женское коварство и лукавство; не прямота и отчуждение — мои, а свой пакет качеств, который продвинет ее в Новом Мире куда дальше, чем я могла это вообразить для своей персоны.

— Не поверишь, но я горжусь тобой, — срывается с моего языка, ибо схоронить и эту мысль в своей голове я оказываюсь неспособна. — Почему ты так сделала?

— Может, ты меня и бесишь, но ты остаешься мне сестрой. Ничего с этим поделать не могу.

Изящный стан — вытянутая шея; гордая девочка, скоро девушка, еще дальше женщина — прекрасная и по правде величественная и великая: сейчас я как никогда раньше хочу наблюдать за ее становлением, за ее развитием личности, за ее проделками и словами, пророненными фразами и свершенными действами. Она мне кажется истинной Голдман, и, если у меня не удалось понести того по своим стопам, я всем сердцем желаю, чтобы сестре удалось.

Мысленно ударяю себе пощечину, за эти мысли — особенно за рассуждения о сердце. Не ври себе, Карамель, ты его выцарапала голыми руками и скинула в низовья Нового Мира. Может, поэтому тебя туда тянет сейчас? — некто нашел расколовшееся сердце в одной из черных зловонных канав, отчистил осколки, отмыл, склеил их, обработал, и оттого тебя зазывает в Острог — спустись и забери его, Карамель.

Сестра отпускает полотенце, сырой край его шлепает по моей ноге, а девочка недолго оглядывается. Я пытаюсь понять, о чем может думать эта маленькая, но такая умная, смышленая не по годам, поистине сообразительная и в каким-то жизненных делах зрелая девочка. Ей не посчастливилось стать сестрой меня, но ей посчастливилось появиться в семье Голдман — не без подводных камней и тараканов в голове, но зато богатой и успешной. Сдвигай, Золото, всех их — паука и богомола, уродливых кукол, прыгающих на веревках подле, распускай их и бери власть в свои руки — тогда наша улица не умрет. Тебе подвластно все, только поверь в свои силы, ибо именно поддержки со стороны мне не хватало в некоторые моменты моего бренного существования, так вот держи ее — я отдаю должное и свое место на троне Голдман.

— Спасибо, Золото, — смягчаюсь я и покидаю стены ванной комнаты, направившись в свою комнату.