Карьеристы

Это удивительное лицо привиделось ему, когда он болел и думал о смерти; видел его и после выздоровления, когда любовь пришла как неизбежность; может быть, принадлежало это лицо женщине в белом больничном халате, а может, танцорке и певунье на празднике песни? В те дни он испытывал благодарность ко всей природе, ко всей жизни, ощущая ее смысл и душевную полноту, а заодно с этим — новое светлое одиночество.

Хватит! Все эти мысли — какая-то торжественная билеберда, бред. Никогда он не создаст ничего стоящего, если будет подбирать лишь высокие слова.

Женщина с таким лицом должна встретиться ему на улице, непременно должна; пусть до сих пор не встретил, сто раз не встретил, на сто первый — встретит! Он знает это, предчувствует, хотя предчувствие до сих пор обманывало, скорее всего и нынче обманет; однако приятно искать, ждать, тосковать, приятно обманываться. Можно посмеяться над собой: лучше уж побеждать боль усмешкой, чем совсем не ощущать боли. Важно быть, существовать и не слишком серьезно относиться ко всему, иначе состаришься до времени, а ему ведь еще так недавно стукнуло двадцать один.

Он долго шатался по улицам, в конце концов забрел в кинотеатр и купил два билета. Уже сколько раз он так делает: второй для нее, для той, которой он, наверное, так и не дождется.

Неразумно, но ведь приключения случаются не по законам логики. Деньги можно заработать, овощи вырастить, но приключение является само по себе, доставляет приятные минуты или уносит… что? Бывает, и голову.

Внезапно мелькнуло красивое женское лицо; показалось, что он уже видел его где-то, а может, и не видел. Поэт остановился и смотрел, словно на неожиданно раскрывшуюся книгу с хорошими рисунками. Изящная женщина в темно-фиолетовом платье вбежала в вестибюль и стала в хвост очереди у кассы. «Да, именно ее я ждал», — решил он, чуточку обманывая себя. Подошел поближе, всмотрелся. В нежных чертах ее лица сквозила печаль; казалось, женщина только что плакала; может быть, долго ждала, спешила, сбежала по шаткой лестнице, может, кто-то обидел ее, прогнал. Или она долго ожидала в условленном месте, у афишной тумбы… Может, и лет-то ей немного, но она наверняка порвала не одну золотую цепочку и, возможно, не чужда поэзии и юмора.

— Есть лишний билет. Хотите? Не нужно будет стоять в очереди, — несмело предложил он, зажав в руке билеты. — И место хорошее.

— Но мне нужно два, — ответила она и приветливо улыбнулась.

— Второй можно купить отдельно.

— Ну о чем вы говорите?! Не понимаю.

Он стоял рядом, смотрел ей в лицо удивленным, сияющим, радостным взглядом.

— Я возьму, — сказала только что подошедшая полная женщина с приплюснутым носом и открыла сумочку, чтобы достать деньги.

Он отвернулся, в его тихом бормотании можно было расслышать слово «черт»; поэт любил обращаться к этому сомнительному существу, зная, что частенько оно помогает, как, к примеру, некоторым — трехэтажное ругательство.

Фиолетовая девушка внезапно все поняла. Очень серьезно оглядела поэта с ног до головы, словно собираясь покупать его, задержала взгляд на лице, посмотрела в глаза.

— Отойдемте-ка в сторонку, — предложила она негромко.

И быстро зашагала по огромному вестибюлю, словно бежала от кого-то другого; он ощутил внезапный прилив счастья. Конечно, ее поведение еще ни о чем не говорит, но все же возникло доверие, интимность. Как знать, может, она не только красива, но и добра, не только добра, но и поэтична; а это несказанно ценное сочетание, которое встречается редко-редко.

Если бы приключение теперь же оборвалось, поэт написал бы в его честь неплохое стихотворение; однако ничего еще и не началось; а не начавшись, не оборвется; еще только манит, только сулит что-то.

— Поссорились с девушкой? Правда? По глазам вижу.

Ничего особенного она не сказала, но он разочаровался и даже испугался; в ее словах открылся целый мир: искренний, дружественный, банальный и без тайн — мир, строящийся совсем по другим законам. Ему неприятно, когда вдруг не остается тайн.

— Побудьте целью моей жизни, — попросил он ее с улыбкой опытного обольстителя, сознавая, что говорит непонятно и даже неумно.

— Целью?! Жизни?! — воскликнула она и, прикусив губу, ошарашенно уставилась на него.

Он молчал; она продолжала смотреть не моргая, вопросительно и недоумевающе. Он молчал.

— Теперь самая середина лета, — переступив с ноги на ногу, сказала она упавшим голосом.

Он снова ничего не ответил.

«Убежит, — подумалось. — Впрочем, нет. Не убежит». Простое любопытство, а может, привычка верить в свое очарование, когда всегда везет, и не верить мужчинам, когда они несут чепуху.

— Я — Зина, — сказала она после долгой паузы.

— Зенона или Зинаида?

— Зина — и все. Вальдас должен был прийти первым и купить билеты. Но до сих пор его нет.

— Нет, — подтвердил он.

— Тогда пошли. Если опоздал, то так ему и надо.

— Так и надо, — снова подтвердил он.

Они сидели за проходом и поэтому могли говорить немного громче.

— Вы нарочно купили два билета, я теперь это поняла.

— Вы поняли это сразу.

— А вот и не поняла.

— Конечно, не поняла.