Карьеристы

Какое-то мгновение он молчал, дожидаясь ответа, обтер ладонь, на которой багровели земляничные пятна, спокойным взглядом окинул с ног до головы и потопил свои глаза в ее глазах.

— А я за вами давненько слежу. И за вашей сестрой. Странное вы порой производите впечатление.

Она ждала, когда же он снова посмотрит ей в глаза. Уж очень хотелось, чтобы смотрел подольше и ей разрешил. А он:

— А впрочем, все понятно. Сестра вышла на «заслуженный отдых» и выписала вас к себе. Она ваша, так сказать, патронесса. Вполне справедливо.

Она вся задрожала, совсем забыв про его взгляды. Ну вот… оказывается, он знает… он разбередил еще не зажившую рану… как она ни прятала… как ни скрывала…

— Просто сестра такая же одинокая, как я. У нее никого, кроме меня, нет.

Как ему растолковать, чтобы он раз и навсегда понял? Как сказать ту главную правду, которую она сама только сердцем чует? Человек ведь не стоит на месте… он меняется, растет, тянется к солнцу, ищет себе подобных. Правда, не всегда знает, с чего начать и на ком остановить свой выбор.

— А почему у вашей сестры никого, кроме вас, нет? Где ее близкие?

Нет, у него совсем другие мысли.

— Я тоже один, — помолчав, признается он, и в его голосе звучит что-то очень близкое. — Люди по-разному бывают одиноки. Всякое в жизни случается. Так-то… Ель срубили, а пенек мхом присыпали. Что за люди!

— Возьмите еще земляники!

А в мыслях: «Еще что-нибудь скажите. Расскажите о себе. Ваша жизнь не такая, как у других!»

Он не стал больше есть земляники. И в глаза ей больше не взглянул.

Все слова, которые прозвучали, казалось, были не те. Что-то осталось за ними. Видно, за словами осталась сама сказка.

Он пожал ей руку и поднял с травы велосипед.

— Когда-нибудь сходим на танцы.

Она стояла как вкопанная и следила за ним до тех пор, пока он не скрылся. Последних его слов почти не слышала. В смятенной душе ее боролись противоречивые чувства. Что это за счастье — приблизиться и тут же умчаться? А может, это разочарование?

Она опустилась на пенек, поросший мхом, закрыла лицо руками и, неизвестно почему, стала тихонько плакать.

Лес звенел от птичьих голосов. Кто щелкал, кто свиристел еле слышно, кто тут же, рядышком, заливался с упрямым и непонятным вожделением. Терпко пахло молодой сосной, жужжали пчелы. Сердце лета билось, радуясь жизни.

Через час, обессилев от голода, она встала с пенька и заторопилась домой.

В воскресенье она умылась поутру колодезной водой и вместе с сестрой-благодетельницей отправилась в близлежащее дачное местечко. Сходить туда на базар — дело простое, привычное и непременное, как само воскресное утро.

Сестра, высокая, с голубыми как васильки глазами, шагала впереди, позвякивая пустым ведром. Она же, махонькая как муравьишко, с розовым личиком, шла сзади, волоча за собой корзинки со спелыми ягодами. На местечковом рынке они продадут весь урожай: на месте его сбыть не удается — дачники рассыпаны по всей округе.

Вокруг тишина. Только где-то скрипнуло окно, прилежная хозяйка высунулась и кликнула кого-то. В долине, на речке, пыхтит пароходик, и звуки разносятся далеко-далеко.

Сестры шагают чинно, походкой деловых людей. Обе идут привычным строем, который ни та, ни другая изменить не могут; впрочем, в этом, по правде говоря, и нужды нет. Ничто им и так не мешает переговариваться и слушать друг дружку. Строй — умной беседе не помеха.

— Да, — начинает сестра, не поворачивая головы, — ты становишься разумней. Только на парней засматриваться стала. От меня не скроешься, не думай. Ну что ж, пройдет немного времени, и я выдам тебя замуж, если не натворишь глупостей и если попадется под руку подходящий парень.

Королевна круглыми глазами смотрит в затылок сестре-благодетельнице, ловит каждое ее слово, дышать не смеет.

— Конечно, кто возвращается из королевства дураков, тому нелегко подыскать себе мужа, — продолжает сестра, глядя прямо перед собой. — Но рожица у тебя сносная, хоть ростом ты и не вышла. Вымахай ты, как я, и впрямь была бы красавицей.

Красавица! Перед ее мысленным взором возникает другое лицо, другие — голубые, пытливо глядевшие на нее глаза: «Ты красивая!» Эти слова Игнацас не произнес, но она их услышала. Сказка и началась словами: «Ты красивая!»

— Кто сказал, что ты красивая? Я сказала, что могла быть красивой, — изрекает мудрейшая сестра-благодетельница. — И запомни: ни одному мужчине не верь, когда он говорит: ты красавица. Заткни уши и не слушай. Такими словечками можно взбудоражить только душу простака. Заруби себе на носу: только почуешь соблазн — сразу давай отпор. А уж коли усомнишься, начнется такая катавасия, найдет на тебя помутнение, и сама не заметишь, как споткнешься. Коли заметишь, что парень посягает на твою честь, не медли: от ворот поворот негоднику! Так-то. Самая большая опасность на свете — не беречься от опасностей. Ты хоть внимаешь моим словам? Всем сердцем внимаешь?

— Всем сердцем, сестрица.

— Легко девушке с пути сбиться, коли о пути истинном она слыхом не слыхала. А сбиться — страшно.