Карьеристы

Пусть светских успехов, счастья, интенсивной эмоциональной жизни Зенона Домантене и жаждала, может быть, куда больше многих других женщин, но никакой «философской базы» под эти желания она не подводила и не стремилась сразу удовлетворить их. Гораздо больше занимала ее область чувств. Впрочем, тут она обладала определенной гибкостью — умела владеть ими, управлять, мгновенно вспыхивала, но в последний момент брала себя в руки.

Мурза нажал на газ. Настроение у него испортилось. Конечно, женщина — такой противник, который обычно не отдает завоеванного, однако…

Доставив Домантене к дверям ее дома, он, не вылезая из машины, открыл дверцу.

— Прощайте!

— До свидания!

Она изящно помахала ему и послала воздушный поцелуй.

* * *

— Прокатилась немножко, — скрывая за нежной улыбкой свою провинность, ласковым голоском проворковала Зина.

— С Мурзой? — спросил Викторас, не глядя в ее сторону.

— Угу.

— Слишком часто стала ты с ним кататься.

— Но вечер такой восхитительный…

Он ничего не ответил.

— Альгирдукас спит?

— Спит.

Она прошла в детскую. Вернувшись, заговорила еще нежнее:

— Как красиво он спит! Я поцеловала его, но он не проснулся. Ты уже пил чай?

— Нет.

— Что с тобой, Викторас? Сердишься? — Она прижалась к нему. — Может быть, на то, что я слишком часто отсутствую? Хорошо, больше никуда не буду уходить, все время буду с вами. Я вас обоих очень, очень люблю…

Домантас сжал ее руку, улыбнулся:

— Почему не уходить? Гуляй, ради бога, но только вовремя возвращайся.

Она положила руки ему на плечи:

— Так ты больше на меня не сердишься? — Минуту Зина молча смотрела ему в глаза. — Люби меня, думай обо мне, будь со мной всегда!

Теперь в ее голосе зазвучала нежная печаль, а глаза опасливо разглядывали в темном углу что-то непонятное и страшное.

Домантас заволновался:

— Хорошо, Зинут, хорошо, я буду тебя любить, всегда буду с тобой… Скоро отпуск, отправимся в Палангу.

— В Палангу… — Она задумалась. — О да, я очень хочу в Палангу.

Накрывая на стол, уже успокоившись, она начала радостно строить отпускные планы. В Паланге они все время будут вместе, и Альгирдукаса возьмут с собой, на всякий случай пусть и няня поедет. И вообще она всем довольна, денег им хватает, только бы научиться понимать друг друга, вместе радоваться счастью, радоваться жизни… За ужином Зина несмело спросила:

— Как ты думаешь, Виктутис, а не стоит ли нам приобрести автомобиль? Ведь зарабатываешь ты неплохо, подкопили бы немного и…

— Нет, автомобиль нам не по карману!

— Можно ведь и в рассрочку.

— Послушай, зачем залезать в долги из-за машины? Если хорошо подумать, она совсем нам ни к чему! Нет, такую дорогую игрушку мы покупать не станем.

— Что ж… — погрустнела Зина и склонилась к своей тарелке.

XI

«Тогда за деньги не любили, тогда за песни не платили…»

Сам выдумав мелодию, Мурза мурлычет стихи Майрониса, расхаживая из угла в угол по своему кабинету. То он почти неслышно бормочет их, то поет чуть ли не во весь голос или, улыбнувшись чему-то, начинает насвистывать все тот же мотив.

Портреты двух пожилых крестьян, мужчины и женщины, глядят со стены и не могут понять, что так развеселило этого человека.

Наконец, перестав напевать, Алексас подошел к столу и закурил сигарету.

— Поэзия, душевные порывы… Все это очень благородно… — произнес он вслух. — А все-таки красивые женщины должны принадлежать тем, у кого много денег.

И правда, Домантене вчера сама звонила по телефону, приглашала в свой клуб на чашку чая и между прочим интересовалась, почему он не заходит. Вот теперь можно ее навестить. Недаром дожидался, пока она первая проявит инициативу. Теперь он убедился, что Зенона думает о нем, и, может быть, очень много думает. Даже намекнула: мол, с удовольствием вспоминает их загородные прогулки.

Хорошая автомашина потрясает воображение женщины, это ему точно известно. Но автомобиль — следствие. Главное — деньги. А денег ему теперь хватает. Вот и в последние дни был хороший улов…

Улыбаясь, Алексас открыл ящик письменного стола и вынул три банковских извещения.

— Хитры эти бельгийцы, но и мы не лыком шиты.

Повезло, право, повезло — удалось войти в комиссию, которую уполномочили подписать с бельгийцами договор о прокладке в Каунасе водопровода. Ну и торговались! Бельгийцы хотели драть с горожан за кубометр воды один лит тридцать пять центов. Но члены комиссии как подлинные защитники интересов своего народа заупрямились, и бельгийцы вынуждены были снизить цену до восьмидесяти двух центов!

Мурза с удовлетворением рассматривал банковские извещения и думал: три заседания — три извещения. Перед первым заседанием на его счет перевели только пять тысяч. Тогда комиссия соглашалась лишь на сорок центов за кубометр. Перед вторым — из банка пришло извещение на пятнадцать тысяч, и они предложили уже по шестьдесят центов. А перед третьим заседанием ему сообщили о поступлении кругленькой суммы в двадцать пять тысяч… Тогда они и договорились, чтобы у бельгийцев был «кое-какой» доход, но и население не грабили…