Карьеристы

— Я давненько уже вас приметил: и слышал многое, и статьи ваши читал. Мы, так сказать, коллеги. Тоже этим делом занимаюсь, во всех газетах сотрудничаю. Пишу и по политическим, и по экономическим вопросам, но главным образом о спорте. Так сказать, теоретик спорта.

Буткус, видимо, был чрезвычайно общителен, но на Домантаса он с первого взгляда произвел не очень хорошее впечатление. Слишком болтлив. А так — мужчина ничего себе. Широкая грудь боксера, крупные руки, худое мужественное лицо, острые глаза. И одет довольно изящно, если не сказать — франтовато. На стуле лежал модный твердый котелок.

— А вы, так сказать, бывший директор, — продолжал болтать новый коллега, не давая Викторасу открыть рта, — и потому пишете только в своих партийных газетах… Это превосходно, великолепно! Я наслышан о вас как о человеке прогрессивных взглядов, и статьи ваши отлично написаны. Давно мечтал познакомиться. У меня свой интерес: намереваюсь издавать журнал и приглашаю вас сотрудничать. Могу предложить неплохие условия. Согласны?

От каждого его слова, каждого жеста так и разило безграничной самоуверенностью.

— А если я не подойду вашему журналу? — усмехнулся Домантас.

Однако Буткус не обратил внимания на иронию, отнес отказ за счет скромности коллеги и принялся горячо убеждать его:

— Уверен, что подойдете! Полностью подойдете! Хотите, ознакомлю вас со своей программой, подкину темы — и вам останется только сесть и писать?! У меня уже немало серьезных сотрудников. Ваш адрес? Я загляну к вам.

— Боюсь, ничего из этого не получится.

— Из моего журнала? — удивился Буткус.

— Да нет, из нашего сотрудничества…

— А я думал, из журнала… Вы не сомневайтесь. Все уже спланировано, подготовлено. И расширенный спортивный отдел будет… Так согласны? Я обязательно зайду к вам.

Тем временем в кабинет вернулся секретарь редакции, и беседа оборвалась.

Буткус встал, уступая место хозяину, поздоровался и тут же подсунул свой счет.

— Так много? — удивился секретарь. — Не часто вам столько перепадает…

Буткус поморщился, покосился на Домантаса. Но секретарь совсем не торопился подписывать, развернул подшивку и начал подсчитывать строки. Счет Буткуса лежал на столе, и Викторас видел перечисленные там названия материалов:

1. Первые спортсмены мира.

2. История носового платка, или Кто его изобрел.

3. Какова стоимость человека?

4. Мудрый перс.

5. Как поставить тарелку на острие иголки?

6. Как удалять жировые пятна с шерстяных и всяких других тканей?

* * *

Доходы Домантаса неукоснительно падали. Близкие к правительству газеты, хотя пока и не отказывались от сотрудничества с ним, печатали его статьи все реже и реже. Редактор газеты, где Викторас зарабатывал больше всего, как-то в припадке откровенности проговорился:

— Я вас очень ценю как журналиста и охотно печатал бы чаще. Но… есть типы, которые так и вынюхивают, а нет ли среди наших авторов людей с чуждой правительству идеологией. Все пытаются вычитать между строк какой-нибудь криминал, найдут блоху и раздувают ее в слона, интригуют, наушничают, доносы строчат…

После такой беседы Домантас потерял охоту работать для этой газеты. Теперь он сотрудничал только в «своей», кадемовской печати. Но она, перестав быть правительственной, не получая никаких субсидий, перебивалась лишь на деньги подписчиков и, конечно, не могла выплачивать сколько-нибудь сносных гонораров. Ему пришлось подтянуть пояс и считать уже не только литы, но и центы.

Викторас отлично понимал: стоит ему поставить паруса по ветру — и он без особых усилий сразу же вплывет в счастливую гавань. Но он не желал отказываться от того, что считал главной ценностью своей жизни. Определенные убеждения, идеалы, мировоззрение оставались для него той опорой, тем стержнем, который не позволял ему окончательно пасть духом.

Как-то на улице повстречался ему Буткус. Подлетел чуть не с объятиями и с места в карьер принялся журить: что же это, мол, коллега перестал писать? Совсем его статей в правительственной прессе не видно! Викторас в ответ буркнул что-то невразумительное и махнул рукой. Тут уж Буткус разошелся вовсю, пристал со своими советами, принялся просвещать, учить, «как надо жить».

— Вы же способный человек! — кричал он, не обращая внимания на прохожих. — Вы же можете, так сказать, чудесную карьеру сделать! Только, коллега, надо знать, где, когда и на кого нажать. Если хотите, я мог бы вам кое в чем помочь. Не хвастая, смею вас уверить, что знаком с очень влиятельными особами.

— Сомневаюсь… — процедил Домантас, криво улыбаясь.

— Сомневаетесь? В моей искренности сомневаетесь? Смею вас уверить… Правда, мы не столь давно знакомы, но все-таки не раз уже говорили откровенно об очень важных вещах… И кроме того, мы, так сказать, в некотором роде родственники. И не такие уж дальние! Да, да! Младший брат матери вашей супруги женат на старшей дочери сестры моего отца. Я отлично разбираюсь во всей этой генеалогии, можете мне поверить! Так что…

Домантас нервно рассмеялся.

— Что вы смеетесь? Я совершенно серьезно. Значит, так: дядя вашей жены… Правда, правда! Или вам неинтересно?